«Панк для меня слишком банален, слишком очевиден. Панк - это, в первую очередь, позиция протеста, для меня эта позиция не характерна. Я стремлюсь к развитию ни чем не связанного музыкального языка, к такому состоянию, когда я никому ничем не обязан, когда я не ориентируюсь на заданные правила, а панк зажат в очень узкие формальные рамки, панк существует по жёстким законам. Я думаю, что из себя выходить можно изящно и деликатно, а не только грубо и громко».

Электронная музыка тебе тоже чужда?

«Когда ты на сцене играешь музыку, то ты не можешь оставаться совсем уж безучастным. От тебя требуется известное физическое напряжение. Трубач должен дуть и дуть. Гитарист - перебирать струны пальцами. То есть для музыканта музыка - это и физическое ощущение. И, кстати, в этом была для меня огромная трудность, связанная с электронной музыкой. Я никак не мог к ней приблизиться, ведь она не предполагает твоего телесного присутствия, её не нужно выдувать из трубы. На одном из концертов я встретился с Хольгером Шукаем - бывшим шефом группы Can. Концерт был ужасно тосклив - на сцене сидели парни, которые смотрели в лэптопы. Звучало это всё занимательно, но зрелище было крайне неприятным. И мы весь вечер проговорили с Шукаем только на эту тему - в электронной музыке твоё тело оказывается не задействованным. Ты не чувствуешь вибрацию инструмента, тебе не надо с силой колотить или дуть, чтобы взять нужный тон, не нужно каким-то особым образом двигаться. И то, обстоятельство, что музыканты неподвижно сидят перед компьютерами, закрыло для меня путь в эту музыку. Собственно, это началось значительно раньше - уже синтезаторщики вполне безучастно вращали ручки своих синтезаторов и лишь иногда нажимали на клавишу, чтобы сменить тон.
И, интересным образом, электронная музыка тоже стала такой же неподвижной, линейно устроенной и предсказуемой, как и всё остальное. И звучит она каждый раз, при каждом исполнении совершенно одинаково (то есть она больна той же болезнью, что и рок или классика). А когда я исполняю свои вещи на сцене, я никогда не повторяюсь, каждый раз я беру с собой новые инструменты, меняю аранжировки... Да, импровизация - очень важный момент моей музыки. Когда она уже записана, это никому не приходит в голову, но на самом деле все мои вещи родились как чистая импровизация...»

Если ты сторонник живой музыки, импровизационного подхода к сочинению и исполнению музыки, почему ты тогда не играешь джаз?

«Одно время я им очень увлекался, много его слушал, но ведь и джаз тоже довольно однообразен, он тоже предполагает стилистические рамки. На самом деле, джаз не очень развлекателен. Мне всегда хочется оставить для себя возможность через несколько минут сыграть что-то совсем иное. Импровизационная музыка в целом очень технична, виртуозна. Это опять акробатика, я не хочу слушать виртуоза.
Мне очень понравился концерт Бобби МакФеррина... весь концерт - только его голос. Он одновременно гудит в басу - с грувом! - и издаёт высокие звуки, то он имитирует разные инструменты, то исполняет песни Beatles, то вдруг начинается нечто сумбурное и хаотичное, то опять мелодичное, то он поёт как оперный певец, то как человек, который совсем не умеет петь... Он упаковал так много разной музыки, так много разных взглядов на музыку в звуки своего голоса. На меня это произвело огромное впечатление... это не виртуозность, это игра, фантазия.
По-видимому, меня привлекает музыка, в которой много чего происходит, но которая при этом остаётся лёгкой, привлекательной. Я знаю, что выражение «приятная музыка» - негативно... я имею в виду музыку, которая имеет шанс понравиться людям без специального музыкального образования. Я могу взять свой французский рожок, выйти на сцену и выдуть свободный джаз. Я даже могу получить от этого удовольствие. Но это не понравится никому в зале, я буду это делать для себя одного. Для меня свободный джаз односторонен, это опять узкая специализация. Я лучше сегодня, отправляясь на концерт, возьму с собой трубу, детский ксилофон и буду петь, а завтра возьму с собой аккордеон, петь не буду, а буду как Бобби МакФеррин хрюкать в микрофон, изображая барабаны. Я постоянно варьирую инструменты, нахожу новые - вот для завтрашнего концерта я упаковал поющую Барби-куклу».

Sack and Blumm
«Sack and Blumm» (tomlab, 1999)
«Shy Noon» (gefriem, 2000)
Sack And Blumm - это проект Харальда «Sack-а» Циглера и Франка Шюльтге по прозвищу Blumm.
Харальд уверил меня, что у него и у Блюма - весьма сходные представления о музыке. Музыканты друг друга неплохо дополняют, каждый владеет множеством инструментов, Блюм - как и Зак - любит игрушечные инструменты, но ими дело, разумеется, не ограничивается.
Работа протекает так: Sack сидит в Кёльне, Blumm - в Берлине. Sack получает от Блюма кассету с музыкой, слушает её, импровизирует, записывает новую дорожку. Тот поступает аналогично. Потом они обмениваются кассетами. Так музыка обрастает дорожками.
Харальд видит большую разницу между своей собственной музыкой и музыкой дуэта Sack And Blumm. У дуэта есть свой звук, свой стиль, своё лицо. «Поэтическое, лирическое лицо».
В своей собственной музыке Sack действует куда как более экспериментально.

Я правильно тебя понял, что проект Sack And Blumm делает музыку сегодняшнего дня?

«Уже нет. Мне кажется, что Sack And Blumm - это уже бывшая, проехавшая музыка, электронная музыка уже не так современна, в электронной музыке очень многое повторяется, последнее время она воспроизводит сама себя. Многие вещи вполне взаимозаменяемы.
Кроме того, Sack And Blumm - это вовсе не электронная музыка, всё сделано вручную. Даже то, что выглядит как результат применения компьютера и секвенсора. Это ручная работа, это сыграно, поэтому это звучит живее, мягче, красивее... человечнее, что ли».

Но общий характер, тем не менее, техноидный.

«Это подразумевалось! Неэлектронная музыка, которая звучит обманчиво электронно. В 90-х я был абсолютным техно-фэном, я часами танцевал на техно-парти. Меня техно дико взвинчивало... до тех пор, пока оно не стало монотонным и занудливым. Вообще техно устроено слишком просто, слишком тупо... но это было воспринято как нечто свежее. Удивительное дело, электронная музыка сумела добиться того, чтобы люди, которые вообще с ней ничего общего никогда не имели - вроде меня - вдруг ею заинтересовались.
Мне музыка Tangerine Dream, Клауса Шульце, Pink Floyd никогда не нравилась, мне не нравился звук синтезатора, очень банальный, статичный, мёртвый... Я купил синтезатор, чтобы на работе вводить ноты в компьютер... Никогда бы не поверил, что смогу относиться к нему, как к музыкальному инструменту, у которого есть свой звук».

Harald «Sack» Ziegler & E*Rock
MIND as MASTER ( audio dregs, www.audiodregs.com )
Малюсенький компакт-диск записали Харальд и американский музыкант и художник E*Rock, всего пять вещей на нём.
E*Rock понадёргал из каратистских фильмов характерные звуки и выкрики, и запрограммировал ритм-треки, Харальд досочинил мелодии и прочую музыку. Компакт-диск сопровождает буклетик, в буклетике - комикс, нарисованный музыкантами.
Звучит это дело довольно ошалело. Много скомканной китайщины, шума... пара треков кончается брейкбитом, сделанным, похоже, из звуков гамелан-оркестра. Присутствуют и синтезаторные наплывы, и вибрафон, и труба. Много характерных звуков кулаков, рассекающих воздух.
Харальд, не без сожаления, признался, что эта музыка нравится публике куда как меньше, чем альбомы проекта Sack and Blumm.
А его старые сольные вещи так и остаются курьёзом.

Харальд, ты до сих пор на концертах исполняешь свои композиции, написанные в 80-х?

«У меня есть толстая папка с моими пьесами - не знаю, сколько их, больше сотни: слова, иногда ноты, иногда рисунки, схемы, описания, как это примерно звучит или в чём состояла первоначальная идея. Да, я до сих пор исполняю песни, которые сочинил в 80-х, впрочем, далеко не все мои композиции - песни, у меня было много инструментальных вещей или акустических коллажей. Моя грампластинка с церковной органной музыкой устроена так: партии органа все зафиксированы в нотах, но после того, как органист их исполнил, я их, импровизируя, исковеркал фильтрами. Без этой последующей обработки эта музыка была бы для меня чересчур плоской, в ней не было бы соли. Потому что не было бы отклонения от нормы. В музыке появляется смысл, когда она отклоняется от нормы. В церкви такое не сыграешь, на концерте серьёзной музыки - тоже...Что это? - спросят тебя. - Это шарлатанство!».

Музыка проекта Sack and Blum звучит куда смирнее и доступнее, чем твои сольные работы десятилетней давности. И она значительно более популярна. Не оказалось ли так, что ты, решив делать музыку, близкую и понятную народу, оказался непонятым? Серьёзно к тебе не относятся, ты воспринимаешься как шарлатан, провокатор, нео-дадаист, клоун, кабаретист...

«Да, пожалуй ты прав, есть противоречие. Но те, кто приходит на мои концерты, приходят именно посмеяться. Потому что когда я стою на сцене, я произвожу непроизвольно комическое впечатление. Это я заметил ещё в школе. Я что-то вполне серьёзно рассказывал, а кругом все катались со смеху. Я не понимал, почему, я не совсем удачно выражал свою мысль, выбирал не те слова, иногда перепрыгивал на другую тему. Сначала меня это очень расстраивало, а потом я понял, что это то, что надо: я могу вполне свободно гнать любую ахинею, и само собой получается смешно. Я стал это развивать, стал писать тексты - так появились мои абсурдные и смешные песни. Потом мне это надоело, я решил писать серьёзные тексты, поэтические, песни, о вещах, которые меня волновали... но их поначалу никто не хотел слушать. Я стал писать песни о том, как долго я мучаюсь, выбирая, что надеть - в 80-х все были модниками, каждый долго наряжался перед зеркалом, но никто в этом не признавался. Или меня заинтересовала тема смерти, как человек умирает, что он оставляет после себя... это тоже было без особенного восторга воспринято.
Когда я вижу по телевизору какой-то сюжет, когда я читаю в газете то, о чём все говорят, мне часто хочется как-то отреагировать: написать текст, песню...»

Но это уже типичное кабаре!

Харальд улыбнулся и вытащил тоненький журнальчик, издаваемый радиостанцией WDR для внутреннего употребления. В журнальчике присутствовало интервью с ним. В качестве заключения стояли такие золотые слова: «Кабаре - политически ориентировано и претенциозно, а песни Циглера не кабаре, они политически нейтральны и ни на что не претендуют».
«Видишь, - усмехнулся Харальд, - оказывается, я и не кабаретист».

Харальд «Sack» Циглер так часто повторял свой главный тезис о нежелании находиться в ситуации, определяемой законами и правилами, что я, наконец, вспомнил, где я встречал столь же непримиримый протест против желания всё расклассифицировать и разложить по полочкам.
В интервью с участниками Mouse On Mars!
Больше того, это единственное, что они могут сказать внятного и определённого - «нас невозможно отнести ни к какому известному стилю». Музыка Mouse On Mars использует массу стилистических элементов самого разного происхождения, но поймать её за хвост сложно. Полистилистичность как главный принцип. Надо сказать, что эта полистилистичность - не без влияния Mouse On Mars - получила большое распространение, скажем, существует масса японских музыкантов, довольно изящно комбинирующих, казалось бы, заведомо не подходящие друг к другу вещи.
Моя голова заработала на больших оборотах, соображая, в чём ещё могло состоять воздействие Харальда Зака Циглера на современное состояние электронной музыки, ведь в начале 90-х, когда Ян Вернер (участник Mouse On Mars) делал свои первые музыкальные шаги, он находился под сильным влиянием Харальда: тот был звездой кёльнского андеграунда, когда никакой электронной музыки здесь ещё не было.
Мне вдруг стало казаться, что ласковые детские мелодии и неуверенные и робкие, но одновременно оголтелые и безумные звуки его детских инструментов-игрушек проникли сначала в музыку Mouse On Mars, а потом стали весьма распространённым клише. И, главное, его идея, что поп-номер должен дергаться из стороны в сторону, и, скорее, напоминать симфонию или оперу - разве это не является тем, что Mouse on Mars сообщили миру?

«Ты это утверждаешь или спрашиваешь?» - спросил меня Харальд.

Я это предполагаю... - смутился я.

«Это странная история, - задумался он. - Яну очень нравилось то, что я делаю. Mouse On Mars даже в автобусе во время турне играли мои кассеты. В интервью для английской газеты New Musical Express Ян назвал одну из моих кассет среди своих самых любимых записей. Я был очень горд.
Нет, я не рассказывал ему, что песня должна быть похожа на сжатую до двух минут оперу или что песня должна состоять из одних вступлений... но ведь это всё слышно на моих кассетах. Те, кто их слушал, всё это, разумеется, понимали.
Это что касается Яна, кстати, то обстоятельство, что я вообще в Mouse On Mars играю - это инициатива Яна.
Анди же - бывший поп-музыкант, он раньше играл в поп-группе Jean Park, это была фанк-группа, в духе Принца. То, что в Mouse On Mars есть драйв, напор, фанк - это его заслуга, вообще то, что Mouse On Mars - заводная музыка.
Ян, скорее, умелец, он может часами сидеть над одним звуком, до тех пор, пока его так не исказит, что он ему начнёт нравиться. Ян - не рок-музыкант.
Они идеально подходят друг к другу. Они могут доходить до нойза - когда электрогитара воет сама собой, или почти до китча, оркестрового попа. И мне нравится то, что они не уходят ни в китч, ни в неперевариваемый грохот... Это соответствует моему представлению о многоликой музыке. Конечно, Ян был в курсе того, что я делаю и почему. Мы постоянно держали друг друга в курсе наших дел: я показывал ему, над чем работаю я, а он - над чем работает он. И поэтому уже трудно сказать, кто на кого влияет.
Я думаю, что Яна куда в большей степени, чем я, повлиял Феликс Рандомиц (F.X. Randomiz) - вот уж кто настоящий саунд-дизайнер. Он строит свои звуки, как классические композиторы строят свои оркестровые партитуры: не хватает в этом месте высоких - заменим рожок флейтой пикколо... Феликс работает со спектрами звуков. Феликс и Ян - закадычные друзья, Ян очень многому у Феликса научился. Но в целом мы все вместе двигались вперёд.
И, по-моему, нельзя утверждать, что Mouse On Mars делают широко известную музыку. Название группы очень известно, они получили много премий, о них пишут журналы, он ездят по всему свету, но музыка сама по себе остаётся маргинальной. Их влияние вовсе не такое уж и большое. У них много поклонников, которые сами делают музыку, но все они, скорее, стремятся развивать собственный стиль. Мне не приходит в голову ни одного коллектива, напрямую вдохновлённого Mouse On Mars».