|
Штефану Бетке ( Stefan Betke) 33
года, живёт он в Берлине и вот уже
четыре года продвигает свой проект
Pole. Недавно (2000) вышедший альбом
завершает трилогию.
Компакт-диск «Pole 1» вышел в 1998,
он был тёмно-синего цвета, второй
- тёмно-красным, а третий оказался
жёлтым.
Штефан Бетке говорит, что с
технической точки зрения его музыка
устроена довольно несложно: «Её
атмосфера распадается на три слоя:
на самом верху потрескивание, в
середине - аккорды, внизу –
бас-линия. Можно слушать всё это по
отдельности, а можно и всё вместе.
Функционировать это будет и в том, и
в другом случае. Музыка Pole состоит
всего лишь из одного синтезатора и
пары дешёвых приборов, искажающих
звук. Техника не должна побеждать
тебя. Самое главное – это атмосфера.
Если ты хочешь сделать что-то новое,
ты можешь мыслить только в терминах
атмосферы. Потому что все мелодии
уже написаны, каждый возможный бит
запрограммирован, каждый гитарный
аккорд сыгран. Ты не можешь найти
новую структуру в музыке.
Единственное, что ты можешь делать –
это работать с атмосферой. Это
очевидно. Рано или поздно это
понимает каждый.»
Слово «Pole» следует понимать как
«Полюс», имеется в виду
четырёхполюсный фильтр фирмы
Waldorf. Фильтр – это прибор,
стоящий на пути электрического
сигнала. Фильтр, понятное дело,
фильтрует, то есть какую-то часть
сигнала пропускает, а всё остальное
– подавляет. В обычной
звукозаписывающей практике фильтры
используют, чтобы очистить сигнал от
искажений, то есть, грубо говоря,
отрезать лишнее и смягчить углы. Но
Штефан использует свой знаменитый
фильтр вовсе не для этого.
Четыре года назад Штефан Бетке жил в
Кёльне и зарабатывал на жизнь тем,
что сидел за микшерным пультом – то
есть работал звукоинженером и
продюсером. Как-то в Кёльн приехали
берлинцы Томас Фельман (Thomas
Fehlmann) и Гудрун Гут (Gudrun Gut)
– они собирались внедрить в
кёльнскую ночную жизнь свой клуб
Ocean Club.... О том, кто такой
Томас Фельман, я не так давно имел
удовольствие рассказать. Гудрун Гут
– тоже довольно известная фигура в
независимой немецкой поп-музыке, она
начинала свою деятельность в начале
80-х вместе с Einsturzende
Neubauten. Впрочем, это отношения к
делу не имеет.
Так вот, Томас Фельман и Гудрун Гут
остановились пожить у Штефана Бетке,
а в качестве платы за постой – и
вообще дружеского жеста – подарили
ему этот самый четырёхполюсный (то
есть очень непростой) фильтр фирмы
Waldorf. И подарили так неудачно,
что фильтр выпал из рук и ударился
об пол.
Иной вариант той же самой истории
утверждает, что прибор уронили на
пол за день до того, как подарить.
Как бы то ни было, но Штефану в руки
прибор попал со слегка погнувшейся
крышкой. Что, конечно, не проблема.
Но вот когда новый хозяин подключил
чудо-фильтр к выходу ритм-машины, то
из колонок раздался лишь треск и
хруст. Фильтр хрустел даже и без
постороннего источника звука. Штефан
решил отнести его в ремонт, а пока
занялся своими текущими делами – то
есть программированием
ритм-компьютера и бас-синтезатора.
Фильтр стоял и хрустел в углу недели
две. У Штефана была идея, что этот
звук похож на хруст грампластинки,
ритм-машина, снабжённая этим
хрустом, звучала более человечно и
аналогово. Но вдруг Штефана осенило:
ритм-машина и вовсе не нужна, звук
фильтра - это и есть его новая
музыка.
«Я постоянно мучился с
программированием бита, - поясняет
музыкант. – Я воспринял этот хруст
как чудесное избавление от недуга. О
ритме, о бите, о до смерти надоевшем
бас-барабане я мог больше не
беспокоиться... Фильтр хрустит
случайным образом, не повторяясь, и
при этом после каждого включения –
по-новому. Неопределённость этой
ситуации позволила мне строить
саунд, не заботясь о бите.
Отсутствие бита заставляет
слушателя, наконец, обратить
внимание на другие элементы музыки.»
На первом – синем – альбоме проекта
Pole знаменитый треск слышен громче
всего. От альбома к альбому его
становится всё меньше и меньше. А
баса и даба – всё больше и больше.
На вопрос, какая с его точки зрения,
самая главная особенность его
музыки, Штефан Бетке отвечает:
«Sorgfalt» - то есть «тщательность,
добросовестность».
Безусловно, это на редкость
тщательно и добросовестно сделанная
музыка.
Да и сам Штефан выглядит
добросовестным человеком, он – очень
спокойный и уравновешенный тип, при
этом несколько склонный к полноте:
этакий увесистый немецкий
даб-медведь.
Штефан Бетке с младенческого
возраста изучал фортепиано. Жил он в
Дюссельдорфе. Штефан обитал в одной
комнате со своим старшим братом и
вместе с ним слушал музыку 70-х –
джаз-рок и арт-рок. Потом наступил
панк в виде групп Chrome и Wire.
Пластинки, которые Штефан начал
покупать себе сам, были нью-йоркским
джазовым авангардом: Fred Frith,
Arto Lindsay, John Zorn. Британский
индустриальный коллектив Throbbing
Gristle он тоже не обошёл своим
вниманием. Понятное дело, прилежному
стучанию по клавишам настал конец.
«Это очень типично для Германии –
вздыхает Штефан, - когда ты изучаешь
классическое фортепиано, ты должен
делать только это и больше ничего,
нам буквально запрещали слушать
джаз. Меня это просто выводило из
себя... Сдав выпускной экзамен, я
тут же продал свой инструмент.»
Штефан вошёл в состав андеграундной
джаз-рок группы Perlen vor die Saeue
(«Бисер перед свиньями»). Он играл
на фортепиано и обслуживал семплер.
Группа издавала свои композиции на
магнитофонных кассетах и участвовала
в фестивалях андеграундной музыки,
которые проходили буквально в лесах
– точнее говоря, в своего рода
пионерском лагере для инициативной
молодёжи.
«Группы из Кёльна и Дюссельдорфа
выпендривались друг перед другом,
потом разъезжались по домам и быстро
записывали кассеты с тем, что они
подсмотрели у конкурентов во время
этих сходок, - рассказывает Штефан
Бетке. – Было это в 1984-87.
Потом я увлёкся хип-хопом. Сначала
из нашей группы ушёл барабанщик –
ритм-машина сделала его присутствие
ненужным, потом я пришёл к выводу,
что бас аналогового синтезатора куда
глубже и мягче, чем всё, на что
способна бас-гитара. Ушёл и басист.
Я остался один. И переехал в Кёльн.
Было это в начале 90-х. Я предпринял
ещё одну попытку войти в состав
живой группы, объединявшей
проигрыватель грампластинок,
ритм-машину, синтезатор Minimoog и
живого басиста. Звучали мы почти как
драм-н-бэйсс.»
А что с техно?
«Техно как явление меня очень
заинтересовало. Разумеется,
жёсткость и минимализм саунда – это
вещи привлекательные. Техно – одно
из самых революционных музыкальных
явлений ХХ века. Если ты игнорируешь
техно, то с тем же успехом ты можешь
позволить себе игнорировать и джаз,
и панк, и любой другой важный стиль
музыки... Я техно не игнорировал,
но, будучи человеком нетанцующим,
всё-таки остался за бортом. У меня
до сих пор нет ни одной
техно-пластинки.»
Но при этом музыка проекта Pole была
воспринята как новое слово именно в
техно...
«Конечно, я слушал много техно,
но лишь находясь в клубе. Должен,
однако, признаться, что в какой-то
момент я вообще перестал слушать и
покупать музыку: я не мог работать
над своим саундом, в моей голове
постоянно звучала чужая музыка, мне
нужно было, так сказать, очистить от
неё свою голову. Когда я работаю над
своей музыкой, я не слушаю чужую. А
иначе дело кончается тем, что ты
стремишься воспроизвести звук своих
любимых пластинок. Когда ты вдруг
начинаешь отдавать себе в этом
отчёт, то впадаешь в депрессию и
тебя начинают грызть сомнения и
комплекс неполноценности. Я через
всё это не раз проходил. До тех пор
пока со мной не случился Pole.»
Дебютный альбом проекта Pole был
встречен очень тепло – и в Германии,
и в Великобритании.
Музыкант стал много разъезжать и
давать живые концерты. К его
большому удивлению (и удовольствию)
один раз в Манчестере публика
пустилась в пляс. Впрочем, как я
понимаю, это какое-то невероятное
исключение.
Музыка проекта Pole воспринимается
как нечто родственное минимал техно.
Жёсткие крупинки хруста
выстраиваются в своего рода
ритмический узор, однако Штефан
Бетке уверяет, что вовсе не
семплирует хруст своего фильтра, он
совершенно хаотичен и записан в
живую. То есть Pole к техно – в его
обычном понимании – вообще говоря,
отношения не имеет.
А к дабу?
А вот к дабу имеет. Точнее говоря, с
дабом случилась довольно странная
история. Записывая свой первый
альбом в качестве проекта Pole,
Штефан Бетке никакого даба в виду не
имел. Музыкальным критикам, однако,
было очевидно, что перед ними –
именно даб, причём минимал даб,
примерно того же сорта, который
издаёт берлинский лейбл Basic
Channel.
Надо сказать, что Штефан Бетке,
записав свой первый альбом в Кёльне,
переехал жить в Берлин и, помаявшись
год без работы, действительно,
устроился звукотехником в знаменитую
студии Dubplates and Mastering,
которая имеет непосредственное
отношение к магазину Hardwax и
лейблу Basic Channel. Именно в этой
студии Штефан впервые и познакомился
с ранними даб-пластинками с Ямайки.
Несмотря на то, что он некоторое
время проработал в студии Dubplates
and Mastering, которая, как следует
из названия, занимается нарезкой
виниловых грампластинок, Штефан
вовсе не влился в довольно
непрозрачную тусовку вокруг лейбла
Basic Channel, так и оставшись
посторонним. Иными словами, несмотря
на то, что проект Pole звучит очень
похоже на Basic Channel, Штефан
Бетке дошёл до своего саунда
совершенно самостоятельно, выйдя не
из техно, а из джаз-рока и хип-хопа.
Что такое для тебя даб?
«Даб для меня – это метод. Меня
не очень интересует философия даба,
Растафари, Jah... я не религиозный
человек... Даб имеет отношение к
продюсированию: это использование
одного аккорда, огромного количества
эффектов и глубокой, тёплой
бас-линии, которая всё это
скрепляет. Мне нравится и то, что ты
вовсе не должен уметь хорошо играть
на гитаре. Наиболее интересные звуки
делаются за микшерным пультом –
например, убивая высокие частоты,
сдвигая всю панораму в правый канал
и посылая в левый эхо... Иногда
кажется, что эхо идёт у тебя из-за
спины. Меня впечатляет в дабе
техническая сторона дела. Мне
нравится то обстоятельство, что трек
рождается именно вследствие
манипуляций с микшерным пультом.»
Несмотря на то, что именно треск
вызывает столько интереса к музыке
проекта Pole, очевидно, что весь
смысл сухого треска состоит в
контрасте с мягкими и глубокими
аккордами и толчками...
«Да! – восклицает Штефан, - басы!
Бас обеспечивает тепло. Я не могу
жить без баса!»
Что такое хороший бас?
«Бас должен давить вниз... быть
глубоким... по настоящему
глубоким».
И изменчивым?
«Ах, это зависит... Иногда? Не
всегда... Это такая вещь...
Существует невероятно большое
количество пластинок, на которых
басс-пассажи безумно сложны,
написаны в 12-титактовой схеме и
меняются лишь на 32-ой такт, к тому
же есть вступление и финал, есть
части A, B, C, D и E, и ревербератор
перепрограммируется каждые тридцать
секунд... И всё равно всё вместе
звучит совершенно неинтересно...
какая-то на редкость безмозглая
каша! Мои бас-линии, наоборот,
крайне просты.»
Сам Штефан называет свою музыку
городским дабом. Под городом он
имеет в виду, конечно, Берлин.
Лишь в Берлине он смог утолить свою
тоску по большому городу.
«Архитектура вдохновляет, -
говорит музыкант. – Для меня
берлинская архитектура – это
настоящий даб. Совмещение самых
разных стилей, разных пространств.
Некоторые дома отреставрированы... а
рядом – настоящие руины, паузы. Ты
видишь фасад, арку, входишь в
какой-то туннель... Ты ожидал выйти
на параллельную улицу, а оказался в
каком-то бесконечном проходе, идёшь,
идёшь, идёшь, так проходит 20
минут... наконец, ты видишь впереди
свет, а там - ещё один фасад, но уже
в каком-то совершенно новом для тебя
районе. Это самое настоящее эхо. А
Кёльн, например, - более узкий,
понятный, обозримый. И тамошняя
музыка тоже - короткая,
спрессованная, с большим количеством
ударных...»
На заднем плане в треках проекта
Pole происходит масса каких-то
мелких событий. Вроде бы раздаются
голоса, проезжает поезд, шумит
улица, но точно сказать, что это
такое, нельзя.
Штефан Бетке для записи за пределами
студии использует хитрые микрофоны,
которые вставляются в уши как
наушники плейера. Ты видишь, что
идёт человек и слушает свой плейер,
а на самом деле он записывает всё,
что звучит вокруг него.
Штефан признаётся, что пока не
придумал, как интегрировать в свою
музыку человеческий голос. Но как-то
обозначить человеческое присутствие
ему хочется. Поэтому на заднем плане
появляются звуки, которые могут
восприниматься как акустические
следы городской жизни. Следы не
столько чего-то конкретного, сколько
какой-то не очень понятной, но
заведомо немёртвой активности.
Разумеется, Штефан Бетке – не
лезущий ни в какие ворота
перфекционист. Его - на первый
взгляд – довольно пустынная музыка –
результат огромной работы.
«Я бы хотел подчеркнуть, что
существует принципиальная разница
между вниманием к детали и тем что
называется «поверхностным подходом»,
- говорит музыкант. – Я затрачиваю
массу времени и сил на то, чтобы
уменьшить структурную суматоху в
треке - шаг за шагом, слой за
слоём... до тех пор, пока я не
добираюсь до некоторого фундамента,
на который могу положиться.»
После того как Штефан согласился с
тем, что о музыке допустимо говорить
в архитектурных терминах, я думаю,
мы можем представлять себе процесс
его работы как выкапывание стен из
груд мусора.
В результате деятельности по
ликвидации излишней аудиоматерии и
тонкой подгонки друг к другу того,
что осталось, у Штефана получается
кусок музыки примерно в две минуты
длиной. Его уже можно повторять в
цикле бесконечно, он не утратит от
этого своей динамики и своего
напряжения.
|
|