Вот сижу я и думаю...
О том думаю, о сём.

Например, о том, что как же неслучайно всё.
Что всё?
Ну, вообще, всё.
Нельзя существование такого количества идиотской псевдомузыки объяснить коммерческим расчётом или чьим-то дурновкусием. У устойчивых и массовых феноменов должны быть какие-то глубокие причины, скрытые даже не столько в устройстве современного, как говорят, загнивающего общества загнивающего потребления, сколько ещё глубже - в устройстве любого общества или даже - души человека.

Вот, казалось бы, частный пример, всплывший во время моего погрома современной музжурналистики.
Я возмущался такого рода финалами рецензий на компакт-диски: это музыка для одиночек, потерявшихся ночью в большом городе, а это – музыка для воскресного заспанного солнечного утра на веранде, а это музыка для того, когда к вам пришла вас любить в первый раз вам симпатичная особа, сама ещё этого обстоятельства стесняющаяся...
Музыка для встречи друзей-алкоголиков, музыка для универмага, музыка для слушания в наушниках, музыка для ног и позвоночника... И т.д. и т.п.
Так много этой «музыки для», и так эта «музыка для» неистребима, что я наполнялся и наполнялся злобой... и буквально на днях вдруг понял, что за этим явлением скрывается большая правда. Которую я только потому не заметил, что она очень уж большая и всеобъемлющая.

Мой протест был связан с тем, что я всю жизнь крайне неодобрительно относился к функциональности искусства. Я всегда был сторонником того, что искусство ни для чего не нужно, оно по своей сути бесполезно. Оно для того, чтобы им беззаветно и бесцельно упиваться.
Оно - для того, чтобы просто существовать в качестве бесцельного искусства. То есть искусство – оно даже и не для красоты.
Обо всём этом писали многочисленные эстеты, скажем, Оскар Уайлд.
Так что такого же я вдруг понял?

А понял я то, что предмет ХХХ искусством не рождается, а искусством становится. И существует много разных творческих практик, которые к появлению искусства вовсе не ведут. А ведут к появлению предметов, встроенных в течение жизни. И эти предметы – будь то древнерусская икона, китайская пиала или песня пигмеев – становятся искусством, только когда они искусственно выдираются из течения жизни, теряют пуповину, их с жизнью связывающую.
И тогда они, действительно, становятся «искусством для искусства».

На самом деле, всё устроено, конечно, чуть сложнее, многослойнее и парадоксальнее, я описал не более чем грубую схему.
Но тут важно понимание того, что искусство крайне сложно встроить «назад в жизнь», применить его в жизни, найти ему в жизни место, найти того, кому оно может хотя бы для чего-то понадобиться.
Обычно эта проблема является художнику или музыканту в виде того неприятного обстоятельства, что ему нужно как-то пробиваться, добиваться признания, очень часто - даже ценой продажи себя и измены себе.

Темой «Куда пристроить своё произведение в ситуации, когда оно никому ни для чего не нужно, и почему кому-то удаётся своё пристроить, а мне – нет?» мы займёмся когда-нибудь потом, если эта тема кого-то заинтересует.

А сегодня я завёл речь о ситуации, в которой некоторый предмет искусством ещё не стал. О ситуации, когда он ещё встроен в жизнь и сквозь него текут соки и энергии жизни.
И никто его со стороны, эстетическим взглядом, не видит, нет у него зрителя, а есть лишь несколько пользователей. Причём пользователей не этого предмета, а той жизни, костылём которой этот предмет является.

О чём вообще речь?
Речь о том, что у пигмеев все песни – для чего-то нужны. Не для красоты, не для того, чтобы их записали французские или немецкие антропологи, сложили плёнки с записями в своих складах, а потом выпустили пару некоммерческих компакт-дисков, а для жизни самих пигмеев.
Скажем, есть песни, которые женщины поют мальчику – не просто ребёнку, а именно маленькому мальчику, подготавливая его к тому, что у него скоро появится братик или сестричка. Такие песни поют прямо в ухо мальчику, никаких зрителей или слушателей там нет.
Ну, и наши песни для потерянных в ночном городе одиноких неврастеников или песни, под которые хорошо соблазнять девушку, - примерно такого же сорта.
Конечно, это не для этого сделанные песни, но они сами собой встраиваются в такого рода ситуации, им наша жизнь сама находит в себе место.

Иными словами, в традиционной музыке песен «просто так», похоже, не бывает.
Есть песни для охоты, есть песни для возвращения с охоты, есть песни для возвращения с войны, есть - для вызова духов, есть, в конце концов, женские песни.
 
И именно таким песням, то есть песням, которые поют женщины, я решил посвятить серию передач. Серию потому, что к своему изумлению я обнаружил, что у меня много компакт-дисков с песнями женщин. И втискивать их в одну передачу мне просто жалко.

Песни марокканских женщин

апрель 2004