музпросвет: Apartment B

Zammuto «Willscher»
Альбом Ника Заммуто был одной из причин моего крайне негативного отношения к ахам и охам вокруг Radiohead (это такая британская панк-группа, впавшая якобы в электронную премудрость и даже античеловеческий авангардизм).
Заммуто звучит просто и однослойно. Гитара безо всякого сопровождения.
Музыка ритмична и методична – это не столько песни, сколько отпечатки пальцев гитарных риффов. Минималистические гитарные кликс-энд-катс.
Звук сухой – в смысле отсутствия баса и барабанов с тарелками, но одновременно вкусный и насыщенный.
Я очень рассчитывал на то, что Даниел мне расскажет о загадочном гитаристе Нике Заммуто, о том, как он делает свою музыку, как использует компьютер и массу аналоговых приспособлений – самые разные микрофоны и усилители.
Даниел сказал, что Ник – удивительный человек, то, что называется себе на уме, он изумляет тех, кто его знает, но иметь дела с ним абсолютно невозможно. И всё. Больше никаких подробностей сообщать не стал, Ник Заммуто не желает, чтобы кто-то что-то о нём знал. Даже такие вопросы, как, сколько Нику лет, где он живёт и какую музыку сейчас делает, были сочтены вмешательством в его личную жизнь. Впрочем, как я понял, половина дуэта The Books (альбом вышел недавно на Tomlab) – это именно загадочный гитарист Заммуто, то есть, по крайней мере, ясно, что он делает сейчас.
Про музыку Даниел мне сказал, что компьютер Ник совсем не применял, все композиции сыграны в живую. Альбом – это один из трёх компакт-дисков, которые Ник показал Даниелу, тот изумился и решил: в этом есть смысл, я это издам.

Даниелу 27 лет. Он невысок ростом, носит очки, выглядит немодным парнем. Он довольно открыт, говорит много и охотно. Внятно, но не очень информативно, впрочем, как всегда, меня интересовала не столько "информация", сколько точка зрения. Собственно, настоящее интервью – то есть битва умов, вопли и срывание масок - началось после того, как я выключил микрофон. Я постараюсь побыстрее закончить с официальной частью и перейти к закулисной.
Первый свой лейбл Даниел организовал со своим приятелем в начале 90-х, ещё когда жил в Калифорнии. Они выпускали лоу-фай гаражный рок. Кстати, сам Даниел играет на гитаре.
Вторым лейблом Даниела, который в середине 90-х перебрался в Нью-Йорк и поступил в колледж, чтобы изучать видео-искусство, стал Lucky Kitchen. Я посветил этому предприятию аж два Музпросвета (lucky-kitchen-1.html) и горячо этот лейбл всем рекомендую. За Lucky Kitchen стоит грандиозная идея маленькой, домашней, прямо-таки семейной электронной музыки, которая часто носит иллюстративный или ностальгический характер, идея музыки, которая не хочет отклеиваться от частной жизни.
На мои вопросы относительно истоков Lucky Kitchen Даниель ответил очень подробно: с его точки зрения, никакой программы у лейбла не было и название «Счастливая кухня» было придумано после нескольких часов копания в телефонной книге Нью-Йорка.
Счастливую кухню Даниель покинул вполне миролюбиво. Для его соратника Эрона Бергмана Lucky Kitchen стал делом жизни, настоящим бизнесом, делом, которое надо раскручивать, пропихивать и доносить до народа. О своём бывшем партнёре Даниель высказывался крайне доброжелательно, но я всё равно понял, что ничего раскручивать, пропихивать, навязывать и рекламировать – то есть стать маленькой копией большой индустрии - Даниель принципиально не желает. Он говорит, что музыка занимает важное место в его жизни, но далеко не всё. Его интересуют и другие вещи, он не может много времени музыке уделять – тем более, работе по донесению своих релизов до публики во всех уголках цивилизованного мира.
«Я вовсе не имел в виду лейбл, компакт-диски которого будут обсуждаться в музыкальных журналах и продаваться в магазинах, и который будет продавать и покупать лицензии, брать кредиты и просить помощь у фондов культуры. Я просто хотел записывать звуки и потом отдавать их».
То есть Даниель остался верен идеологии Lucky Kitchen – музыка как хобби, как маленькая, частная вещь. А сам Lucky Kitchen, донося эту идею до народа, стал вполне профессиональным коммерческим предприятием.
Как я понял позицию Даниеля, достаточно издать компакт-диск тиражом в 1000 экземпляров, и этот тираж сам собой как-нибудь разойдётся – если не за год, то за три обязательно. Те, кто такой музыкой интересуются, её так или иначе найдут, заботиться об этом не надо, и не надо устраивать гонки регулярно выходящих альбомов. И не надо стремиться делать на музыке деньги, музыка страдает от этого в первую очередь. И человеческие отношения – тоже. Даниэль захотел сохранить дружеские отношения с Эроном, поэтому и прекратил с ним деловые отношения.
Новый лейбл Appartment B издаёт музыку людей, которых Даниель знает лично, людей, которых он понимает, которые ему симпатичны. И, разумеется, музыка которых ему нравится. То, что это именно гитарная музыка – особого значения не имеет.

На сборнике «Нью-Йорк» 14 треков.
Меня этот компакт-диск слегка напугал своей мягкостью и даже податливостью, особенно когда пошёл мягкий бит, милое гудение, лёгкая мелодичность, дёргающиеся звуки, то есть то, что называется «электроникой». Зачем это нужно абсолютно неизвестному и самодурному лейблу, я отказывался понимать.
Даниел сказал, что было бы вполне достаточно первых семи треков. Но лейблом он занимается вдвоём с приятелем, поэтому должен идти на компромиссы.
Против брейкбита или компьютерной музыки Даниель ничего не имеет, с его точки зрения всякая музыка имеет право на существование: если она кому-то нравится, то и пусть. Другое дело, что его лично взаимозаменяемые треки совсем не интересуют.

Разговор о музыкальной жизни Нью-Йорка получился не очень долгим. Даниел сказал, что в Нью-Йорке, как в Берлине или Кёльне, у каждого либо свой музыкальный проект, либо собственный лейбл. Электронной музыки производится дикое количество, но она его совсем не интересует, он её не слушает и на лэптоп-концерты не ходит.
«Это стало слишком просто – создать свой лейбл. Технология максимально упростилась: известно, как выпустить компакт-диск, как организовать его дистрибьюцию, кому послать на рецензии – вся структура функционирует как часы. Никакой смелости или своей позиции – идеологической или эстетической – для создания своего лейбла вовсе не надо».

На вопрос, можно ли сказать, что электронная музыка доминирует в Нью-Йорке, Даниел осторожно ответил, что, по его мнению, электроника уже проехала, её перепроизводство всем действует на нервы, во всяком случае, хвалиться тем, что у тебя – свой электронный лейбл, давно перестали. На подъёме явно гитарный поп, ретро-панк и нью-вэйв. Он тоже издаётся на крошечных лейблах, занимаются им совсем молодые люди – The Strokes это лишь вершина айсберга и притом далеко не самая интересная.

Охватить одним взглядом музыкальную сцену Нью-Йорка не может никто. И не больно-то и хотелось, - говорит Даниель, - в жизни есть много и других интересных вещей.
Что издаваемая им музыка имеет отношение именно к Нью-Йорку, он тоже не уверен. «Это распространённый миф, что в Нью-Йорке – или в Берлине - происходят какие-то совсем особые и нигде больше не протекающие процессы. Вся Америка рвётся в Нью-Йорк, все, что приходит из Нью-Йорка – это высший класс, «сделано в Нью-Йорке» – это знак качества. Это просто смешно».

Мой, как мне казалось, последний вопрос: как Даниел оценивает немецкую электронную музыку?
«Какую такую музыку? Разве в Германии есть какая-то музыка?»
Сидит и улыбается.
Я подумал: есть на свете принципиальные люди, поблагодарил за интервью и выключил магнитофон.
Даниел, ухмыляясь, извинился за краткий ответ, и разговор, естественно, продолжился.

Мой собеседник заявил, что Германия – страна сытых, довольных и беспечных людей, которых ничего в жизни не беспокоит, и у которых поэтому есть масса времени сидеть перед компьютерами и варганить в диких количествах мелодичную или наоборот сурово минималистичную, но одинаково плоскую музыку, которая никому не интересна, кроме них самих. Эти люди вращаются в своём замкнутом мире, ходят ежедневно в клубы, где общаются друг с другом, а вообще живут на деньги государства. И жизни не знают. Именно поэтому немецкая электронная музыка – такая дрянная. Музыка паразитов.
Я чуть не упал со стула.
Мой приятель-музыкант Йорг, а разговор проходил в его студии, так и обмер с открытым ртом у полок с грампластинками.
Я ринулся в бой: социальную помощь или пособие по безработице в Германии музыканты вовсе не получают. Все они вынуждены много работать, а работу найти крайне непросто. К своей музыке все мне известные музыканты относятся крайне придирчиво, и долго-долго её вылизывают. Многие музыканты делают свою музыку вовсе не благодаря немецкой благодатной жизни (и нет её, этой благодати), а ей вопреки.
Проблемы у немецкой электроники, конечно, есть, но их корни явно где-то в другом – скажем, в том, что музыканты не относятся к своей продукции, как художники, у них нет эстетической позиции, они делатели, мастеровые.

Услышав такое, Йорг взвыл: «Что за ахинею ты гонишь! Это bullshit, полное враньё! Никогда бы не подумал, что услышу от тебя такое!»
Даниел пожал плечами, дескать, он был в массе берлинских клубов и видел тамошнюю публику. Беспечная, поверхностная и беспроблемная масса преуспевающих людей, которым больше нечем заняться, кроме как своей беспозвоночной музыкой.
«Но я не имел в виду скорость изготовления музыки и количество вложенного в неё труда, – продолжил он, - не важно, медленно ты работаешь или быстро, важно, что именно ты в неё вкладываешь (what do you put in it). Да, что именно? Чем музыка для тебя является? Что ты вообще хочешь сказать? Ситуацию, в которой музыку делают те, кому сказать вообще нечего, я нахожу скандальной. Музыка – это не самое главное в жизни, есть куда более важные и страшные вещи, заниматься только музыкой в нашем мире, в наше время – просто стыдно.
Музыка – это мука, это, если хочешь, наказание. Музыку делать сложно. Я, как гитарист, скажу, что очень сложно играть на гитаре, очень сложно упражняться и осваивать те или иные элементы игры, это физический процесс, это не нажимание кнопок и двиганье мышью. Искусство получается в поисках адекватного языка выражения, в построении этого языка, в умении на нём говорить, что-то выражать. У тебя должно быть, что говорить. Упрощая, можно сказать: дело в страдании, художественный процесс мучителен, художник вообще страдает, он неспокоен, он недоволен собой, миром, своим искусством, у него ничего не получается.
А мы имеем дело с поколением музыкантов, у которых всё получается! Как это может быть?
Знаешь, у меня есть любимая шутка: есть всего два типа юзеров – drugusers (то есть наркоманы) и компьютерные юзеры. Они не художники, не музыканты, они просто зависли на компьютерных программах, они от них зависимы.
Я не понимаю, что происходит в последние годы, как возникла такая ситуация, но я, определённо, не хочу иметь с ней ничего общего».

Я задумался, как помочь заморскому гостю разрешить его недоумение, и высказался в том духе, что подобная ситуация вовсе не новость. Скажем, лет десять назад автоматические фотокамеры получили массовое распространение. Нажал кнопку, получил картинку. Проявку и печать взяли на себя фотолаборатории, которых развелось больше чем аптек, парикмахерских и булочных. Результат – маленькая картинка. Но это принципиально другая картинка, чем та, которую делал, скажем, Ван Гог. Процесс изготовления изображений радикально упростился, банализировался и демократизировался. И это стали совсем другие изображения. Волнует ли нас это обстоятельство? Нет.
Ну, то же самое происходит и теперь, только не в визуальной сфере, а в аудио. Компьютерные программы – как мыльницы-фотокамеры. Всем доступны и всем гарантируют быстрый, пёстрый и посредственный результат. И ничего не требуют взамен. Все любительские фотографии какие-то одинаковые? Ну, и к новой электронной музыке в большой мере то же самое относится.