Музыка японца Йошио Машиды (www.yoshiomachida.com) расходится медленными кругами, она медленно поднимается в гору и так же медленно с неё спускается – как будто кто-то медленно играет на огромной виолончели. Впрочем, часто она ведёт себя более активно - звенит, хрустит, гудит и разговаривает человеческими голосами.
Трудно сказать, насколько она электронна, многие звуки похожи на вполне натуральные, несложно опознать удары гонга или пение флейты. Но при этом она и не очень похожа на сыгранную в живую, тембр медленно меняется, движение высоких звуков плавно продолжается в басу – я не думаю, что акустические инструменты способны на такие метаморфозы, кроме того, когда удары гонга растягиваются до состояния полупрозрачной резиновой меди – это тоже явный компьютерный эффект. Но вообще говоря, музыка Йошио Машиды производит впечатление живой.
Сейчас Йошио работает над большим проектом, который называется «Hypernatural»: первый компакт-диск вышел в Японии в 1999 году, это шикарная чёрная коробка с буклетом, полным загадочных фотографий и настоящим птичьим пёрышком, а второй вышел в октябре прошлого года на немецком лейбле softl (www.softlmusic.com).
Должен появиться и Hypernatural #3.
«Hypernatural» дословно переводится как «Сверхъестественный». Как можно понять комментарий автора, слово «Hypernatural» должно выражать идею, что всё, с чем мы встречаемся, есть часть природы, но одновременно природа заключается целиком в каждом отдельном предмете. То есть предмет является своего рода зеркалом, всё, что есть вокруг него, отражается в нём. Разумеется, это довольно известная идея.
Употребляет Йошио Машида и такие слова как «океан инстинктов» и даже «хаос инстинктов в сфере бессознательного». Ищет он и «сложность, заключённую в простоте».
Отправляясь на интервью с Йошио Машидой, я внутренне трепетал, я представлял себе невысокого, но толстого и почему-то лысого дядьку, одетого в белое кимоно. Дядьку, внимательно вслушивающегося в шелест бамбука на ветру, умеющего играть на флейте и искренно полагающего, что его музыка в комментариях, а может быть – и во внимании простых смертных – совсем не нуждается. Меня ведь десять раз предупредили, что Йошио – очень серьёзный и грамотный человек. Я ехал на велосипеде на интервью, и пытался сообразить: слово «сан» добавляется к имени или к фамилии? То есть как правильно поприветствовать мэтра: Йошио-сан или Машида-сан?
Йошио оказался невысокого роста худеньким молодо выглядящим человеком. На нём были огромные светло-зелёные штаны с квадратными карманами и фиолетовая рубаха, на носу – жёлтые пластмассовые очки, на голове –стог из связанных вместе чёрных дрэдлоков. Японский растаман! По виду он был больше похож на следящего за собой поклонника драм-н-бэйсса, чем на Будду завтрашнего дня, в образе которого я его себе почему-то представлял.
Мы – вполне в буддистском духе - решили с Йошио, что наше интервью – это наша общая беда, из которой нам нужно выбираться совместными усилиями, он моментально понял, что я не знаю, о чём его спрашивать.
После окончания интервью он меня спросил: ну, как, я был ОК? Я уверил его, что моя передача – дело живое, радиослушатели верят каждому моему слову, поэтому, если покажется, что комментариев и объяснений маловато, то я скажу, что автор столько же загадочен, пустынен и немногословен, как и его музыка.
Йошио, в свою очередь, уверил меня, что не сомневался, что имеет дело с тонким мастером убеждения масс. После чего мы хором заржали и стали хлопать друг друга по спинам.
На мои вопросы Йошио Машида отвечал очень серьёзным голосом.
Сколько тебе лет? Откуда ты родом?
«Я родился в Японии в 1967, поэтому мне сейчас 35 лет, я приехал из Токио».
Кто ты? Музыкант? Художник?
«Да, меня можно назвать художником, аудио-художником. Впрочем, я делаю и настоящие картины. Основное же место моей работы – это неправительственная японская организация, занимающаяся вопросами народонаселения и планирования семьи. Эта организация входит в систему ООН, поэтому я часто ежу в разные страны: Китай, Вьетнам, Филиппины, Непал, Танзания, Замбия, Мексика...»
Во время своих поездок Йошио Машида работает в качестве видеорежиссёра: он снимает видео о положении в той или иной стране, потом из отснятых материалов дома в Токио монтирует документально-просветительские фильмы.
Йошио четыре года изучал живопись в художественном университете Тама в Токио. Оказалось, что он выставляется по всему миру. Один раз в одной из московских галерей на групповой выставке были представлены и его работы.
Меня очень заинтересовала визуальная продукция Йошио. Я спросил, над чем он сейчас работает. Он серьёзно кивнул, ушёл в соседнюю комнату и вернулся с куском тонкого картона: он был блестящим и немного фиолетовым, по размеру – незначительно превышал обычный лист писчей бумаги, края были косо оборваны, внизу листа фломастером была написана сегодняшняя дата и слово «Кёльн».
Это фотобумага, как видно, кусок, вырванный из огромного листа.
Йошио сказал, что он каждый день засвечивает новый кусок фотобумаги, когда он вернётся в Японию, он её проявит, составит все фрагменты вместе и у него получится световой дневник. Сегодня пасмурный день, мало света, он падает из узкого окна... это всё влияет на процесс засвечивания фотобумаги.
Лист, который я держал в руках, имел какие-то царапины и мутные пятна по краям, я заметил, что и от моих пальцев остались следы. Я поинтересовался, войдут ли и отпечатки моих пальцев в его фотодневник, оказалось, что да.
Я попробовал поинтересоваться смыслом этой затеи, типа – что хотел сказать художник, но Йошио полагал, что слова «дневник освещения» или даже «дневник света» всё уже достаточно объясняют.
Йошио очень удивился моему интересу к его искусству, я же почувствовал, что между его визуальным искусством и музыкой должна быть какая-то связь, в любом случае, и то, и другое делает один человек.
Йошио сказал, что раньше использовал различные материалы – разные сорта бумаги, особенно старой, пожелтевший, а также песок, землю, дерево, но теперь он работает только с фотобумагой и процессом её проявления.
Он показал мне маленький фотоальбомчик со своими более старыми работами.
По виду они напоминали серые пятна дыма или облака на чёрном фоне. Были и фотографии, показывающие, как он это делает. На полу сооружён довольно большой бассейн – скажем, два на два метра - с невысокими стенками. Бассейн заполнен проявителем (рядом ещё один бассейн с водой, и ещё один – с закрепителем). В бассейн кидается незасвеченная фотобумага и купается в проявителе. Получаются тоже своего рода фотографии света, которые можно было вполне счесть за ошибки фотопечати.
И эти картины Йошио Машида оставил без комментариев, точнее, описание процесса их создания и должно было служить комментарием. Я предположил, что его картины темны и мрачны, совсем не декоративны и, скорее всего, пугают людей.
Йошио с энтузиазмом согласился.
Как я и предполагал, вопрос о связи его музыки с его светописью поверг его в тяжёлую задумчивость, хотя мне-то ответ был довольно очевиден – и там, и там нет того, что можно было бы назвать композицией, зато есть какое-то неопределённое пространство. Наведённого на резкость объектива нет ни там, ни тут, зато есть повышенное внимание к нюансам светотени.
И, - с ужасом подумал я, - нет никакой задней мысли. И картины, и аудио-треки – это отпечаток того, что растворено в воздухе.
Обсудив с Йошио эту проблему, мы сошлись на том, что и его музыка, и его живопись интуитивны, в них нет жёсткой конструкции, и там, и там большую роль играет случай. Йошио добавил, что, может быть, и эмоциональное содержание его живописи и его музыки сходно.
Йошио сказал, что, вообще-то, идея света, который всё пронизывает, всё делает зримым, а сам как бы остаётся невидимым, нефиксируемым, ему была очень близка. Как и древние солнечные мифы, в которых и мир, и человек произошли от солнца. Я попытался вытянуть из него какую-нибудь древнюю японскую легенду на этот счёт, но он несколько раз повторил: «Это очень древние мифы... они есть у каждого народа... сейчас мы о них забыли... им не осталось места... но они когда-то были для меня очень важны... сейчас – в меньшей степени, но раньше я очень много думал о том, что такое свет и почему люди его забыли... как так могло получиться?.. свет был так важен для людей в древности, он очень много что выражал и символизировал...»
Мог бы ты назвать свою музыку типично японской? Мне кажется, я слышу, что она не западноевропейская, такой тонкости, хрупкости, внимания к тембру, огромного количества пауз... а потом – резких толчков, не меняющих, однако, общего медленного движения, в западной техноидной музыке встретить сложно.
«Нет, я свою музыку специфически японской не считаю. Нет, нельзя сказать, что дома, в Токио все меня понимают, моя музыка там кажется чем-то экзотическим, экспериментальным, европейским. По-моему, моя музыка имеет отношение к эмбиенту Брайана Ино». Йошио задумался. «Для меня очень важно пространство, я очень много о нём думаю. Среди прочего, пространство значит – пустота, пауза, провал... некоторые паузы заполнены, другие – пусты. Также я много работаю с эхо-эффектом, это тоже средство построения пространства. Да, можно сказать, что я работаю с пространством, и, наверное, в этом есть что-то типично японское».
В японской традиционной музыке – демонстрирую я своё владение предметом, - паузы как раз играют очень важную роль. Звук, затихающей в пустоте дребезжащей струны – это очень восточное дело, музыка гагаку-оркестра вся состоит из акцентов и огромных пауз...
«Вообще говоря, да, - соглашается мой собеседник, - но моя музыка вовсе не похожа на гагаку-оркестр, она звучит совсем по-другому. Я не слушаю традиционную музыку, но я её, конечно, знаю... я её люблю и понимаю, но она... как бы это сказать?.. слишком старая... и серьёзная. Обычно я слушаю регги или соул».
Но твоя собственная музыка разве не серьёзна?
«Все так думают, - улыбается Йошио, - я не знаю, с чего это вы все взяли».
Мы смеёмся.
ОК, как ты делаешь свою музыку? На твоих компакт-дисках написано, что ты используешь найденные звуки, полевые записи. Ты их записываешь во время своих командировок?
«Да! Я записываю много звуков на магнитофон, потом выбираю отдельные фрагменты и зацикливаю. Кое-что обрабатываю на компьютере. Никакого музыкального образования у меня нет, я не могу осознанно строить музыкальную композицию, я не понимаю музыкальной логики, но я слышу: это звучит хорошо. Если мне что-то нравится, я так это и оставляю. Мне кажется, я работаю очень просто».
Посетил я и концерт Йошио Машиды, который он дал в кёльнской галерее Kontor – с недавних пор несколько кёльнских художественных галерей стали устраивать концерты.
Все стены и потолок галереи, то есть большой комнаты, были сплошь обклеены хрустящими хлебцами: стык в стык ровными рядами. Это была инсталляция какой-то немецкой художницы. Я понял её так: эмбиент – это наша сухая корка хлеба. Стены и потолок были коричневыми и все в маленьких точечках, помещение выглядело довольно угрожающе, настоящая эмбиент-тюрьма.
Я не могу сказать, что я в восторге от современного искусства, но иногда ему удаётся выразить что-то любопытное.
Народу было на удивление много, всё-таки приехал экзотический японец. Йошио играл на большом металлическом барабане, то есть на разработанном им музыкальном инструменте, который он назвал «аморфоном», имеется в виду аморфный звук.
Барабан – это вогнутая металлическая мембрана, по ней надо колотить палочками, высота звука зависит от расстояния до стенок. Играть как на вибрафоне на нём нельзя, инструмент нетемперирован, но Йошио, похоже, прекрасно ориентируется в том, какой звук издаёт то или иное место его металлического барабана.
Под барабаном укреплён микрофон, подключённый к переносному компьютеру, на котором установлена программа max/msp. Она в реальном времени обрабатывает звуки, искажает их, снабжает эхом и придаёт им сходство с индонезийским гамеланом.
Сам же концерт показался мне куда менее интересным, чем музыка на компакт-дисках. Дело в том, что на компакт-дисках аморфон звучит в окружении других звуков, и возникает ощущение живого оркестра, а когда Йошио стучал, то его музыка казалась куда более плоской и предсказуемой. Правда, совсем не электронной, что, конечно, большой плюс.
Стучал Йошио быстро, плотно и довольно мелодично.
апрель 2002
