Передо мной стоит гордая, но одновременно довольно трудная задача – рассказать о новом альбоме моего друга Йорга Фоллерта.
Казалось бы, что тут сложного? Ну, сделай одолжение, похвали альбом своего приятеля, все тебя поймут, все мы люди.
Я же этот альбом хвалить как раз совсем не хочу. Он мне не очень нравится (за исключением, пожалуй, пары мест на паре треков), я его буквально не в состоянии слушать.
Чего же я тогда хочу?
Рассказать, как он появился на белый свет. Это пока единственный музыкальный продукт, который рождался буквально на моих глазах, практически все треки я слышал и в виде набросков, и в виде готовых пассажей, и в виде басовитого грохота, который шёл сквозь стены. Ведь студия, в которой я пишу и записываю свои Музпросветы, находится в той же квартире, что и студия Йорга. И я весь год боялся, что его бас кто-нибудь расслышит за моим голосом в Музпросвете или Музновостях. Вот и сейчас он, кстати, репетирует с басистом своё выступление в Испании на фестивале Sonar. Я Йоргу не сказал, что тоже туда еду, хочу прокрасться на его концерт и крикнуть из зала название какой-нибудь его песенки, скажем, «Двухголовая лошадь».
То есть главная причина, почему мне хочется об этой музыке рассказать, - это то странное обстоятельство, что я очень хорошо видел, как рождается и меняется эта музыка, как меняется её идея, как за музыкантом остаётся много раз перепаханное поле, как он мечется из стороны в сторону... и в результате, просто невозможно ответить на вопрос, почему музыка получилась такой, а не какой-то иной.
Есть в этой истории и ещё один гвоздь: я вовсе не был сторонним наблюдателем, но изо всех сил пытался повлиять на изготовление этого альбома. По-моему, мне это не удалось. Альбом стал таким, какой он есть, во многом вопреки моей истерической пропаганде, размахиванию руками и выпучиванию глаз. Йорг считает прямо наоборот.
Но начнём сначала.
Познакомился я с Йоргом зимой прошлого года, чтобы взять у него интервью. Йоргу его тогдашний новый альбом казался уже безнадёжно старым.
Йорг мне сказал, что у него уже практически готов новый альбом, который выйдет через два месяца, то есть в мае-июне 2001 года.
Я тяжело задумался: делать мне передачу о его проекте Wechsel Garland сразу или подождать пару месяцев? Йорг выжег мне компакт-диск со своим свежайшим альбомом, в котором не хватало всего двух песен.
Он завёл мне самую ударную вещь: медленными кольцами раскручивалась карусель. По-испански пела какая-то девушка. «Смесь трип-хопа и боссановы, - поставил я диагноз. – Ретро-боссанова? Latin beat? Рики Мартин для стильной публики? Тебя просто поднимут на смех».
Йорг только хмыкнул в ответ и рассказал мне историю возникновения своего альбома, который, повторяю, полтора года тому назад казался уже законченным.
История была такая.
Йорг попал в тяжёлую жизненную ситуацию, его скрутила мрачная депрессия, и он убежал из Кёльна в Гамбург. Там у него много друзей-музыкантов, там он послушал боссанову, которая его и спасла. И он решил, что сделает боссанову-альбом. То есть понимать это надо было так: жизнь заставила.
В трёх песнях пела гамбургская девушка Клаудиа.
Сейчас мне было бы хорошо завести ударную песню с Клаудией, правда? Но проблема в том, что на альбом она не вошла. Йорг с Клаудией разругался и выкинул её голос из своей музыки, и очень долго латал оставшиеся дырки. По-моему, голос остался, но в виде симуляции.
Ударный трек стал называться «Gift» – по-английски это слово означает «Подарок», по-немецки «Яд». Я попытался Йорга убедить, что такого рода шутки – на уровне пятого класса средней школы, но он упёрся.
Раздвоение смысла слова соответствовало его новой идее альбома – шизофрении.
Примерно через неделю после нашего исторического интервью Йорг предложил мне нарисовать обложку для его нового альбома. Я изумился, но тут же согласился. Много позже Йорг признается, что захотел со мной подружиться, и ему нужно было спешно придумать какое-нибудь общее для нас дело.
Я, честно говоря, отнёсся к его заказу очень серьёзно и даже фанатично, надо сказать, что одно время я неплохо рисовал.
Я вдруг представил себе, какой это будет класс, если из меня вдруг получится художник-оформитель модных альбомов. Надо, казалось мне, нарисовать первую сенсационную обложку и дальше заказы пойдут горой. Я уже предлагал Яну Вернеру, что я изготовлю обложку для нового альбома Mouse On Mars, но он мне ответил, что у них уже есть художница – Фрида. Фрида сделала классный дизайн для альбома Mouse On Mars «Idiology», у меня такой никогда бы не получился, так что Ян был прав. Но это к слову.
Итак, я взялся за работу.
Моим первым рисунком было довольно условное изображение листьев пальмы. Пальма растёт у меня дома на холодильнике. Рисовал я чёрным углем. Надрыв, тоска, круглые, слегка эротические формы листьев, крупинки угля, похожие на пепел... Я думал, что отлично справился с задачей.
Увидев рисунок, Йорг изумился.
«Почему растение? Своей музыкой я не имел в виду никакого растения! Я вообще не люблю эти домашние зелёные листья! Какое это имеет ко мне отношение?»
Я стал врать про боссанову, Бразилию, в Бразилии есть пальмы, а на альбоме – много песен про любовь, но любовь эта трагична, поэтому – чёрный цвет и так далее и тому подобное. Ниагара моей аргументации напугала музыканта ещё больше, чем мой рисунок.
Да, кстати, он заявил, что его альбома больше не существует, вся музыка – дрянь, музыкой он больше заниматься не может, поэтому самое время сосредоточиться на обложке.
Мы сосредоточились. И на тексте песен тоже. Я должен был придумать рукописный шрифт и написать от руки тексты всех песен. Плюс название проекта Weschel Garland плюс название альбома. А назывался он тогда «Das Love Klischee» - «Клише любви».
Изготовил я и массу коллажей для обложки, предложил Йоргу самые лучшие из своих фотографий. Одна была, на самом деле, очень удачной.
На зелёной лужайке на животе лежит девушка, мы видим её голову, загорелое плечо и руку с красным яблоком. Она читает журнал, на развороте которого – фотография девушки, которая в загорелой руке тоже держит яблоко. Удивительное совпадение.
Йорг мычал, что фотография ничего себе, но к нему тоже отношения не имеет.
Звонит мне как-то Йорг рано утром и говорит, что до конца он свой альбом додавить не в состоянии. И не хочет. Он стал чистить свой компьютер от начатых треков, то есть выкидывать всё подряд, и наткнулся на забытые им заготовки двух будущих альбомов, но он не может за них взяться пока не закончит этот.
Что это за альбомы? – спросил я.
«Один – регги-альбом. Второй – альбом каверверсий песен Билли Холидей, которые поёт та же самая Клаудия».
Так давай делай сразу регги-альбом! – заорал я.
«Нет, там тоже песен всего на одну сторону грампластинки хватит».
Тогда пусть у тебя будет одна сторона – боссанова, вторая – регги. Отличное решение!
Йорг сомневался.
Когда я в тот же день услышал регги-заготовки, они мне очень понравились. Запись была сухой и даже мрачной – один барабан, одна лёгкая тарелка, один бас. Это был, фактически, минимал техно-даб, но совсем без техно-привкуса.
Я, очевидно, перестарался, расхваливая достоинства этого сухого минимализма – слово «минимализм» Йорга дико раздражает. (Альбом кавер-версий песен Билли Холидей мне совсем не понравился, певица явно не дотягивала, тембр голоса у неё совсем неинтересный, музыка тоже была какая-то никакая).
Но идея, что у альбома будут две непохожие друг на друга стороны, осталась.
Я предложил, что должны быть и две обложки: боссанова–обложка и регги-обложка, то есть у одного конверта две лицевые стороны.
Боссанова быстро превратилась в Wildwest-кантри – «Смерть Wechsel Garland-а» должен был называться альбом с одной стороны. С другой – «Возвращение Wechsel Garland-а». «Return Of The Wechsel Garland».
Есть знаменитая пластинка Ли Скретч Перри – «Return Of The Superape» – «Возвращение Сверхобезьяны». Огромная синяя горилла курит неимоверный косяк и шагает по джунглям. Я предложил Йоргу, что перерисую синюю гориллу, только нарисую ей его лицо.
Я посмотрел на его ноги – а было лето, и он сидел за столом босиком – смотри, у тебя даже пальцы на ногах длинные, как у обезьяны. Удивительное сходство!
Впрочем, стало очень быстро ясно, что Йорг на обезьяну никогда не согласится.
Но за разработку регги-половины он всё-таки взялся. Он даже нашёл тостера – то есть, грубо говоря, регги-рэппера, но рэпперу музыка Йорга не понравилась.
Однако, Йорг несколько ожил. При этом он обнаружил, что в его жизни не помещаются одновременно семья, работа и музыка. Он решил уйти с работы, а был он видео-художником на музыкальном телеканале VIVA.
Он решил, что ему хватит денег, которые приносят ремиксы. Фирма Sony заказала ему ремикс чудовищной рождественской песни какого-то поп-японца. Я дико обругал несколько вариантов ремикса, Йорг со мной разругался, послал свой вариант, потом додавил вариант, который я похвалил, и послал ещё и его. Он, конечно, понравился заказчику куда больше, чем первый.
Но наши разговоры о музыке потеряли свою задушевность и доверительность.
Я всё хотел объяснить Йоргу, что у него слишком много в музыке слоёв, много инструментов, что он стремится к оркестровому изобилию, тогда как если оставить всего две-три дорожки из сорока, то получается нечто куда более экстравагантное и интересное. Он отвечал, что ему наплевать на экстравагантную и интересную музыку, что он хочет делать музыку, которая что-то значит.
И что мои экспериментальные какашки его совсем не убеждают, а если кто-то скажет при нём слово «clicks-n-cuts», он тут же его спустит с лестницы.
Осенью Йорг собрал группу – в ней кроме него была певица Клаудиа, барабанщик Жак Пальмингер – он тоже из Гамбурга, крайне любопытный тип, на регги-половине мы слышим именно его удары, правда, переклеенные Йоргом, и басист Йенс Массель – он же техно-проект Senking.
В таком составе они отправились в Японию.
А я в это время был в Австрии на фестивале Ars Electronica.
В Японии Йорг насмерть переругался с Клаудией и решил, что перезапишет все песни, где она пела. Таким образом, латиноамериканская половина грампластинки пошла под откос.
Йорг впал в ступор. Он заявил, что прекращает заниматься музыкой, и что не хочет быть музыкантом, поэтому он будет теперь продавать яблоки на рынке экологически чистых продуктов.
Вот вам смешно, дорогие радиослушатели, а ведь он, действительно, начал торговать яблоками.
Через месяц произошёл новый перелом. Йорг стал использовать живые инструменты. До того дело ограничивалось робкой электрогитарой и компьютерной эмуляцией хэммонд-органа B4 (знаменитый плагин для AudioLogic).
Главным инструментом Йорга стала мелодика – это пластмассовая игрушка с клавиатурой и дыркой, чтобы в неё дудеть. На такой штучке играл регги-классик Пабло Огастус (Pablo Augastus).
Кроме того, Йорг начал использовать ударные инструменты – настоящие бонги, барабан, тарелку. Я подарил ему свой бубен, который я купил в Ташкенте в 1988-ом году. В качестве вибрафона Йорг применял фужеры, наполненные водой. Чтобы они не падали и не разливались, он приклеил их липкой лентой к деревяшке, кошмарное зрелище.
Он, конечно, не колотил по всем инструментам одновременно, он записывал отдельные удары и потом их комбинировал на компьютере.
Я не знаю, почему он так активно взялся за живые инструменты. Может, его вдохновили японцы, электронная музыка которых звучит как чистая акустика, а у Йорга масса знакомых в Японии, он регулярно получает от них стопки компакт-дисков.
А, может, он, и в самом деле, полагал, что музыкант должен играть на музыкальных инструментах. Что процесс игры куда музыкальнее, чем процесс семплирования и коллажирования.
Кроме того, было видно, что применение живых инструментов его ужасно радует.
На обложке того периода должна была быть изображена... лошадь. После многих попыток я нарисовал чёрный ночной лес и скачущие сквозь него тени – то ли лошадей, то ли волков-оборотней. Было очень похоже на обложку страшной детской книжки.
Но Йоргу виделась обложка самой обычной детской книжки с неумело нарисованной красивой белой лошадью, деревом, домиком с красной крышей и надвигающимся тайфуном.
Кстати, он начал сам петь.
После того, как мой рисунок с лошадьми-волками был забракован, я понял, что прославиться в качестве оформителя альбомов с модной музыкой мне не удастся. И вести переговоры с нерешительными музыкантами – любителями наивного искусства - мне радикально расхотелось.
Йорг решил, что он применит фотографию, которую он сделал во время отпуска во Франции – чёрный силуэт дерева на фоне фиолетового неба.
Была у него ещё интересная фотография агавы – а я люблю большие кактусы, так же как и пальмы – но агава выглядела чересчур агрессивно. Кроме того, на обложке нового альбома Depeche Mode, который успел выйти, тоже был какой-то кактус. Агава отпала. Точнее, перекочевала на обратную сторону грампластинки, которая выдержана в лёгком Wildwest-духе, задняя сторона компакт-диска ни на какое кантри уже не намекает.
И группа Йорга развалилась, почему – честно говоря, не знаю.
В январе Йорг заявил, что разругался с Торстеном – хозяином своего лейбла Karaoke Kalk.
Оказалось, что Йорг решил, что отныне он никакой не Wechsel Garland.
А кто ты? – поинтересовался я.
«Теперь я – Liberation of History – то есть «Освобождение от своей истории». Теперь я стал, наконец, музыкантом, и могу делать всё, что захочу. Моя старая история на меня больше не давит. Это сладкое слово – свобода».
А что Торстен?
«Сказал, чтобы я катился к чертям собачьим».
Кроме того, Йорг решил, что на грампластинке должен быть пояснительный текст – там речь должна идти о том, что самое главное свойство любой виниловой грампластинки - это её двусторонность. То есть музыка сломана посередине, пластинку надо переворачивать. И в этом есть шизофрения, разорванность посередине, она проявляется и в стилистической неопределённости музыки, и в смешении английского и немецкого языков...
Йорг написал всё это на плохом английском, я сказал, что текст хороший, но писать его надо по-немецки, а то вообще не понятно, о чём идёт речь. В результате, этот текст он забросил.
С Торстеном он, конечно, помирился, и именем «Liberation Of History» они решили назвать альбом.
Я спросил: Чего освобождаем-то? Себя от истории или историю от чего-то другого? Ты уверен, что надо писать «of», а не «from»? Пиши лучше, что знаешь – переведи «of» на немецкий, получится «von», всё вместе будет «Liberation Von History».
Что сейчас? Йорг вернулся на ВИВУ и опять занялся видео-дизайном, кстати, он большой мастер этого дела.
Кроме того, он собрал новую группу.
Многослойную электронную музыку переложить на четыре акустических инструмента оказалось невозможно. Сначала Йорг думал, что нужно куда больше инструментов, но музыканты ему объяснили, что у него слишком мало музыки, им нечего играть. На альбоме плотность и динамика создаётся кучей звуков, но всё время повторяется та же самые пара нот.
Я же тебе говорил, что надо оставлять больше свободного места и заботиться о разнообразии, - заорал я, но Йорг мне тут же заявил, что дело не в плотности звука и не в разнообразии, а в куда более проработанной структуре песен. Писать которые он теперь намерен.
весна 2002
|