Нет, сегодня я не стану задаваться вопросом: что такое техно и чем оно отличается от хауса? Все знают, что такое техно. Общеизвестно и то, что из техно появились и многочисленные разновидности электронной музыки. При этом те вещи, которые лицо техно, собственно, и определяют – как, скажем, марширующий бас-барабан из ритм-машины, синтезаторный бас, танцевальность, настойчивость и агрессивность – всё это оказалось не столь уж принципиальным и в любом случаем легко преодолеваемым и даже отменяемым.
Электронная музыка смогла освободиться от всего, что связывалось с саундом и практическим функционированием техно. Но стремясь вперёд и вширь, электроника – к большому изумлению для себя самой – попала не в царство свободы, а в ситуацию потери ориентации и кризиса перепроизводства.
Поэтому кажется оправданным вопрос: а что же сегодня поделывает техно, которое и не думает стесняться своего монотонно прущего вперёд бас-барабана, своих тарелок, своих синтезаторов, гоняющих одну и ту же пару нот, а также продолжает серьёзно относиться к гордой задаче двигать в пространстве тела людей, не воспринимающих звучащие треки как музыку?
Да, радоваться по поводу техно непросто, но, честно говоря, уже нет сил внимать робкой благозвучности и милой перепутанности электроники, которая продолжает необоснованно надеяться на то, что её самодельные колыбельные песенки сойдут за настоящую музыку.
Alexander Kowalski «Responce» (Kanzleramt, 2003)
Альбом берлинца Александра Ковальски. Это уже третий долгоиграющий альбом молодого техно-человека.
Александр Ковальски помещён на обложку сентябрьского номера немецкого техножурнала Groove, в который я уже не первый год побаиваюсь заглядывать, а тут я решил прекратить стесняться и прочитать, что же пишет журнал в своей самой крупной статье номера?
К моему изумлению, эта статья занимает всего одну страницу. Из неё я узнал всего две вещи: во-первых, ходит устойчивый слух, что техно омолодилось (то есть клубы посещает совсем молодая публика), утонуло в наркотиках, отупело, стало невыносимо жёстким, а также в целом фиксировано на культе звёзд.
Из статьи можно заключить, что сам Александр – очень молод, ему 25 лет, музыкой он занимается всего 4 года. Что касается жёсткости, то он признал, что публика хочет жёсткости и скорости, но не стал вдаваться в подробности и отметил, что его музыку при желании можно проиграть чуть-чуть быстрее и оттого появится необходимая жёсткость. Что касается суперзвёзд, то статья указывает: Свену Фэту и Лорану Гарнье музыка Ковальски очень-очень нравится.
Я сделал вывод, что слухи, которые ходят про техно, действительности, скорее всего, соответствуют.
Во-вторых, Александр Ковальски, выступая перед публикой, заводит не треки, а просто зацикленные пассажи, и смотрит, как та реагирует. В его переносной компьютер влезает несколько десятков треков и полуфабрикатов. Если под какой-то loop публика танцует, то из него потом делается трек. Мне это (конечно, хорошо известное) обстоятельство в который раз понравилось: в студии музыкант не в состоянии отличить заводную музыку от неподвижной, и внятную от невыразительной, он пробует её исходные кирпичи на живых людях.
И это буквально всё, что я смог вычитать из статьи. Я понял, что реализован давний техно-идеал – прекратить говорить о техно, статья явно не рассчитана на то, что кто-то её будет читать. Прочитал я и рецензию на этот альбом в разделе рецензий того же журнала Groove. Там упомянуты глубина, она же deepness, чувства, возможность слушать эту музыку в квартирных условиях, Детройт и английская клубная культура. Мне было как-то неловко всё это читать.
На мой взгляд, треки Александра Ковальски объединяет своего рода лошадиный ритм – индейцы, правда, скачут не по пустыне, а продираются сквозь джунгли. Это плотная и развесистая музыка, разнообразная и напевная. Она ни от чего не отказывается. Наверное, это техно-эквивалент электроники.
Альбом берлинца Александра Ковальски. Это уже третий долгоиграющий альбом молодого техно-человека.
Александр Ковальски помещён на обложку сентябрьского номера немецкого техножурнала Groove, в который я уже не первый год побаиваюсь заглядывать, а тут я решил прекратить стесняться и прочитать, что же пишет журнал в своей самой крупной статье номера?
К моему изумлению, эта статья занимает всего одну страницу. Из неё я узнал всего две вещи: во-первых, ходит устойчивый слух, что техно омолодилось (то есть клубы посещает совсем молодая публика), утонуло в наркотиках, отупело, стало невыносимо жёстким, а также в целом фиксировано на культе звёзд.
Из статьи можно заключить, что сам Александр – очень молод, ему 25 лет, музыкой он занимается всего 4 года. Что касается жёсткости, то он признал, что публика хочет жёсткости и скорости, но не стал вдаваться в подробности и отметил, что его музыку при желании можно проиграть чуть-чуть быстрее и оттого появится необходимая жёсткость. Что касается суперзвёзд, то статья указывает: Свену Фэту и Лорану Гарнье музыка Ковальски очень-очень нравится.
Я сделал вывод, что слухи, которые ходят про техно, действительности, скорее всего, соответствуют.
Во-вторых, Александр Ковальски, выступая перед публикой, заводит не треки, а просто зацикленные пассажи, и смотрит, как та реагирует. В его переносной компьютер влезает несколько десятков треков и полуфабрикатов. Если под какой-то loop публика танцует, то из него потом делается трек. Мне это (конечно, хорошо известное) обстоятельство в который раз понравилось: в студии музыкант не в состоянии отличить заводную музыку от неподвижной, и внятную от невыразительной, он пробует её исходные кирпичи на живых людях.
И это буквально всё, что я смог вычитать из статьи. Я понял, что реализован давний техно-идеал – прекратить говорить о техно, статья явно не рассчитана на то, что кто-то её будет читать. Прочитал я и рецензию на этот альбом в разделе рецензий того же журнала Groove. Там упомянуты глубина, она же deepness, чувства, возможность слушать эту музыку в квартирных условиях, Детройт и английская клубная культура. Мне было как-то неловко всё это читать.
На мой взгляд, треки Александра Ковальски объединяет своего рода лошадиный ритм – индейцы, правда, скачут не по пустыне, а продираются сквозь джунгли. Это плотная и развесистая музыка, разнообразная и напевная. Она ни от чего не отказывается. Наверное, это техно-эквивалент электроники.
«Schaffelfieber 2» (Kompakt, 2003)
Техно Александра Ковальски – и как я понимаю, это относится вообще к берлинскому техно - характеризует всеядность, пышность и задушевность. И кёльский лейбл Компакт, сохраняя верность некоторой сухости, а также моментально опознаваемому ритмическому рисунку, тоже несколько раскудрявил свой саунд и сделал его более поп-ориентированным.
Компакт стал в 90-х законодателем мод и центром притяжения молодых умов и талантов. Именно саунд Компакта ассоциируется за пределами Германии с тем, что называется «немецким техно», «минимал техно», «саундом Кёльна».
Компакт всегда выпускал музыку узнаваемыми сериями, подчёркивая свою монополию на саунд и на идею.
Патентованый ритм лейбла Компакт имеет, как известно, отношение к ритму старой рок-группы T.Rex. Бас-барабан остаётся прямым, но надстройка сдвинута относительно фундамента. Возникшая ассиметрия и напоминает ритм T.Rex. Этот ритм на лейбле Компакт называют Schaffel. Шеф лейбла Компакт Вольфганг Фогт вполне сознательно проводит политику формирования моды.
Больше всего на сборнике «Schaffelfieber 2» мне нравится трек проекта Superpitcher. Его продвигает кёльнский диджей и продюсер Аксель Шауфлер.
Трек «To turn Me On» начинается довольно стандартно и занудливо, но когда ты уже готов полюбить этот прихрамывающий ритм и маниальное позвякивание, похожее на стук пластмассовых шариков, начинается странный улёт – на заднем плане медленно-медленно набирают силу и интенсивность синтезаторные завихрения. Постепенно они становятся громче и определённее, они тянут за собой, но похоже, что эти звуки пущены в обратную сторону. Они колеблются как языки серого пламени. Маниакальный бит не теряет своей лёгкости. Гибрид T.Rex и Tangerine Dream?
В целом, сборник, скорее удручает: разные музыканты занимаются вариациями одной и той же схемы. Музыка явно «не выстрадана»: не «только так и никак иначе».
Техно Александра Ковальски – и как я понимаю, это относится вообще к берлинскому техно - характеризует всеядность, пышность и задушевность. И кёльский лейбл Компакт, сохраняя верность некоторой сухости, а также моментально опознаваемому ритмическому рисунку, тоже несколько раскудрявил свой саунд и сделал его более поп-ориентированным.
Компакт стал в 90-х законодателем мод и центром притяжения молодых умов и талантов. Именно саунд Компакта ассоциируется за пределами Германии с тем, что называется «немецким техно», «минимал техно», «саундом Кёльна».
Компакт всегда выпускал музыку узнаваемыми сериями, подчёркивая свою монополию на саунд и на идею.
Патентованый ритм лейбла Компакт имеет, как известно, отношение к ритму старой рок-группы T.Rex. Бас-барабан остаётся прямым, но надстройка сдвинута относительно фундамента. Возникшая ассиметрия и напоминает ритм T.Rex. Этот ритм на лейбле Компакт называют Schaffel. Шеф лейбла Компакт Вольфганг Фогт вполне сознательно проводит политику формирования моды.
Больше всего на сборнике «Schaffelfieber 2» мне нравится трек проекта Superpitcher. Его продвигает кёльнский диджей и продюсер Аксель Шауфлер.
Трек «To turn Me On» начинается довольно стандартно и занудливо, но когда ты уже готов полюбить этот прихрамывающий ритм и маниальное позвякивание, похожее на стук пластмассовых шариков, начинается странный улёт – на заднем плане медленно-медленно набирают силу и интенсивность синтезаторные завихрения. Постепенно они становятся громче и определённее, они тянут за собой, но похоже, что эти звуки пущены в обратную сторону. Они колеблются как языки серого пламени. Маниакальный бит не теряет своей лёгкости. Гибрид T.Rex и Tangerine Dream?
В целом, сборник, скорее удручает: разные музыканты занимаются вариациями одной и той же схемы. Музыка явно «не выстрадана»: не «только так и никак иначе».
Suburban Knight «my sol dark direction» (peacefrog, 2003)
Пригородный рыцарь – один из ветеранов детройтского техно, он относится к легендарному кругу заговорщиков вокруг лейбла Underground Resistance. За псевдонимом Suburban Knight скрывается Джеймс Пеннигтон.
Это дебютный альбом, хотя музыку Джеймс записывает с середины 80-х.
На этом альбоме присутствуют его старые классические треки, а также новые.
Это то, как техно должно было бы звучать, как оно, собственно, и хотело звучать – но, к сожалению, в большинстве случаев оно не дотягивало и оставалось карикатурой на пару классических детройтских треков.
И ты понимаешь, что дело вовсе не в ритм-машине, а, скорее уж, в архитектуре. В архитектуре трека и в архитектуре внутренного мира его автора. Музыке проекта Suburban Knight свойственны возвышенные сухость и строгость, ясность и несуетливость.
Собственно, так и должен звучать основоположник.
Пригородный рыцарь – один из ветеранов детройтского техно, он относится к легендарному кругу заговорщиков вокруг лейбла Underground Resistance. За псевдонимом Suburban Knight скрывается Джеймс Пеннигтон.
Это дебютный альбом, хотя музыку Джеймс записывает с середины 80-х.
На этом альбоме присутствуют его старые классические треки, а также новые.
Это то, как техно должно было бы звучать, как оно, собственно, и хотело звучать – но, к сожалению, в большинстве случаев оно не дотягивало и оставалось карикатурой на пару классических детройтских треков.
И ты понимаешь, что дело вовсе не в ритм-машине, а, скорее уж, в архитектуре. В архитектуре трека и в архитектуре внутренного мира его автора. Музыке проекта Suburban Knight свойственны возвышенные сухость и строгость, ясность и несуетливость.
Собственно, так и должен звучать основоположник.
«Jack to future» (resopal, 2003)
Сборник, выпущенный немецким лейблом resopal.
Это любопытный проект оживления раннего чикагского хауса, того хауса, который существовал до возникновения эсид хауса. Его ещё называли jack-house. Логика понятна – если пошла мода на всё, что было модно в начале 80-х, то почему бы не вытащить на свет Божий сейчас всеми забытый эпизод истории андеграундной хаус-музыки? Вы любите электроклэш? Вот вам аналогичный продукт, синтезированный сегодня из музыки прошлого.
В проекте участвовали продюсеры, специализирующиеся на так называемом микро-хаусе – это, как я понимаю, то, куда забрёл хаус, обнаруживший себя в эпохе кликс-энд-катс. Он стал лёгким, небасовитым, немассивным. И вдруг – на тебе! Со всей своей изысканностью и прогрессивностью он ломанулся в ранний ухающий и примитивный саунд, с переднего края – в самое начало развития.
Многие воспринимают этот ход как шутку или как остроумный маркетинговый ход. Но скорее, это результат естественного желания не отдаляться от народа и опять обрасти мясом, жиром и шерстью.
Ранний хаус был довольно грубо сделанной вещью, подделкой под диско-музыку. Синтезаторы звучали как электронные пианино, секвенсоры зацикливали несколько нот, аккорд клавишных застрял на одном месте, вообще, пространство сильно сдавлено.
Сборник, выпущенный немецким лейблом resopal.
Это любопытный проект оживления раннего чикагского хауса, того хауса, который существовал до возникновения эсид хауса. Его ещё называли jack-house. Логика понятна – если пошла мода на всё, что было модно в начале 80-х, то почему бы не вытащить на свет Божий сейчас всеми забытый эпизод истории андеграундной хаус-музыки? Вы любите электроклэш? Вот вам аналогичный продукт, синтезированный сегодня из музыки прошлого.
В проекте участвовали продюсеры, специализирующиеся на так называемом микро-хаусе – это, как я понимаю, то, куда забрёл хаус, обнаруживший себя в эпохе кликс-энд-катс. Он стал лёгким, небасовитым, немассивным. И вдруг – на тебе! Со всей своей изысканностью и прогрессивностью он ломанулся в ранний ухающий и примитивный саунд, с переднего края – в самое начало развития.
Многие воспринимают этот ход как шутку или как остроумный маркетинговый ход. Но скорее, это результат естественного желания не отдаляться от народа и опять обрасти мясом, жиром и шерстью.
Ранний хаус был довольно грубо сделанной вещью, подделкой под диско-музыку. Синтезаторы звучали как электронные пианино, секвенсоры зацикливали несколько нот, аккорд клавишных застрял на одном месте, вообще, пространство сильно сдавлено.
Dub Taylor «Experience» (Force Inc, 2003)
Попрыгучий Jack-Tech-cаунд становится (или, в любом случае, очень хочет стать) новым направлением движения.
Если посмотреть на альбомы участников сборника «Jack To Future», то мы обнаружим вполне серьёзное намерение делать милую сердцу танцующих масс музыку, снабжённую вокалом и конкурентоспособную с электроклэшем.
Вот скажем, проект Dub Taylor немца Алекса Крюгера. Альбом называется «Experience». Выпустил его франкфуртский лейбл Force Inc, это один из старых оплотов техно.
Несложно расслышать плотно спресованные и подвижные, хотя и вполне «экспериментальные» звуки. Они энергично возятся и мнут друг друга, как пёстрые обёртки или фантики: иногда они имитируют аккорды синтезатора, иногда журчание бас-секвенсора. Но невозможно ошибиться – мы имеем дело с грувом, с барабаном, с тарелками, с секвенсорной музыкой, даже с пением нежных дев и чистых помыслами юношей.
Всё это не настоящее забивалово свай в болото, всё это сделано осторожно, со вкусом и любя... и, главное, с тонким пониманием предмета – электронной поп-музыки. Вроде бы точно то же самое, что и раньше – ан нет, детали выглядят чуть-чуть по-другому.
Попрыгучий Jack-Tech-cаунд становится (или, в любом случае, очень хочет стать) новым направлением движения.
Если посмотреть на альбомы участников сборника «Jack To Future», то мы обнаружим вполне серьёзное намерение делать милую сердцу танцующих масс музыку, снабжённую вокалом и конкурентоспособную с электроклэшем.
Вот скажем, проект Dub Taylor немца Алекса Крюгера. Альбом называется «Experience». Выпустил его франкфуртский лейбл Force Inc, это один из старых оплотов техно.
Несложно расслышать плотно спресованные и подвижные, хотя и вполне «экспериментальные» звуки. Они энергично возятся и мнут друг друга, как пёстрые обёртки или фантики: иногда они имитируют аккорды синтезатора, иногда журчание бас-секвенсора. Но невозможно ошибиться – мы имеем дело с грувом, с барабаном, с тарелками, с секвенсорной музыкой, даже с пением нежных дев и чистых помыслами юношей.
Всё это не настоящее забивалово свай в болото, всё это сделано осторожно, со вкусом и любя... и, главное, с тонким пониманием предмета – электронной поп-музыки. Вроде бы точно то же самое, что и раньше – ан нет, детали выглядят чуть-чуть по-другому.
Modernist «Kangmei» (Popular, 2003)
Это третий альбом проекта Модернист и уже - трудно поверить! - тринадцатый альбом стоящего за этим проектом кёльнского музыканта Йорга Бургера.
С этим человеком связана давно меня мучающая загадка, одна из загадок 90-х годов: почему Йорг Бургер так и не стал сверхпопулярным и сверхвлиятельным музыкантом, законодателем мод и вкусов?
Список его чудес и побед внушает страх.
Его музыка присутствовала на первом немецком техносборнике 1989-го года («Teutonic Beats»). Он заведовал музыкальным магазином (Delirium, позже переименованный в Kompakt), основал несколько лейблов (самые известные - Burger Industries, Eat Raw, Popular), продвигал массу проектов (Stardiver, Structure, Burger/Ink, Bionaut, Trinkwasser, Modernist), создал музыкальный журнал (House Attack) и фирму, занимающуюся графическим дизайном (Granit). Йорг Бургер успешно занимался эсид хаусом, трансом, эмбиентом и техно. Йорг Бургер имел непосредственное отношение к формированию так называемого «саунда Кёльна» («Sound Of Cologne») - интеллигентного и поп-ориентированного минимал техно, противостоящего британской музыке 90-х - трип-хопу и брейкбиту.
Эта музыка была придумана, чтобы быть cool - прозрачной и до блеска отполированной, с большим содержанием наркотической задумчивости и сахарозы, но при этом вовсе не кидающейся тебя на грудь. Она сделана из благородных сортов пластмассы, она изображает тонкие чувства, она намекает на своё родство с сюрреализмом. В этой музыке много пустоты и одиночества, но прежде всего - стильности. Это своего рода минимал электро-глэм.
Йорг Бургер был, наконец, одним из тех, для кого концерн EMI оживил свой старый лейбл Harvest.
Кажется, что большего и пожелать невозможно.
И что же в результате? Сверхзвездой немецкого попа 90-х годов Йорг Бургер не стал. И именно в этом и состоит загадка. Йорг Бургер реализовал и упаковал огромный многослойный проект, фактически создал вполне жизнеспособную модель поп-музыки, но его продукция так и осталась если и не в тёмном андеграунде, то в какой-то неубедительной полутени.
Почему же? Мне кажется, дело в отсутствии потребителя, то есть социальной группы, интегрирующей такую музыку в свой lifestyle, стиль жизни. В 90-х не было такой жизни, которую эта музыка могла бы сопровождать, не было людей, которые под такую музыку хотели бы влюбляться и забываться.
Йорг Бургер прекратил все свой многочисленные начинания (манерный минимал-поп он, впрочем, время от времени выпускает) и занялся интенсивно танцевальным проектом Modernist, то есть был вынужден признать, что пределами дискотеки жизни нет.
Под его сегодняшнюю продукцию вполне возможно танцевать, его ритм несложно узнать, музыка остаётся просто сделанной, но не одноцветной. В ней есть очень сильный момент транса, однако радоваться по поводу Неотранса, который сейчас якобы входит в моду, у меня нет сил.
Кстати, название альбома «Kangmei» переводится с китайского как «Сопротивление Америке».
Это третий альбом проекта Модернист и уже - трудно поверить! - тринадцатый альбом стоящего за этим проектом кёльнского музыканта Йорга Бургера.
С этим человеком связана давно меня мучающая загадка, одна из загадок 90-х годов: почему Йорг Бургер так и не стал сверхпопулярным и сверхвлиятельным музыкантом, законодателем мод и вкусов?
Список его чудес и побед внушает страх.
Его музыка присутствовала на первом немецком техносборнике 1989-го года («Teutonic Beats»). Он заведовал музыкальным магазином (Delirium, позже переименованный в Kompakt), основал несколько лейблов (самые известные - Burger Industries, Eat Raw, Popular), продвигал массу проектов (Stardiver, Structure, Burger/Ink, Bionaut, Trinkwasser, Modernist), создал музыкальный журнал (House Attack) и фирму, занимающуюся графическим дизайном (Granit). Йорг Бургер успешно занимался эсид хаусом, трансом, эмбиентом и техно. Йорг Бургер имел непосредственное отношение к формированию так называемого «саунда Кёльна» («Sound Of Cologne») - интеллигентного и поп-ориентированного минимал техно, противостоящего британской музыке 90-х - трип-хопу и брейкбиту.
Эта музыка была придумана, чтобы быть cool - прозрачной и до блеска отполированной, с большим содержанием наркотической задумчивости и сахарозы, но при этом вовсе не кидающейся тебя на грудь. Она сделана из благородных сортов пластмассы, она изображает тонкие чувства, она намекает на своё родство с сюрреализмом. В этой музыке много пустоты и одиночества, но прежде всего - стильности. Это своего рода минимал электро-глэм.
Йорг Бургер был, наконец, одним из тех, для кого концерн EMI оживил свой старый лейбл Harvest.
Кажется, что большего и пожелать невозможно.
И что же в результате? Сверхзвездой немецкого попа 90-х годов Йорг Бургер не стал. И именно в этом и состоит загадка. Йорг Бургер реализовал и упаковал огромный многослойный проект, фактически создал вполне жизнеспособную модель поп-музыки, но его продукция так и осталась если и не в тёмном андеграунде, то в какой-то неубедительной полутени.
Почему же? Мне кажется, дело в отсутствии потребителя, то есть социальной группы, интегрирующей такую музыку в свой lifestyle, стиль жизни. В 90-х не было такой жизни, которую эта музыка могла бы сопровождать, не было людей, которые под такую музыку хотели бы влюбляться и забываться.
Йорг Бургер прекратил все свой многочисленные начинания (манерный минимал-поп он, впрочем, время от времени выпускает) и занялся интенсивно танцевальным проектом Modernist, то есть был вынужден признать, что пределами дискотеки жизни нет.
Под его сегодняшнюю продукцию вполне возможно танцевать, его ритм несложно узнать, музыка остаётся просто сделанной, но не одноцветной. В ней есть очень сильный момент транса, однако радоваться по поводу Неотранса, который сейчас якобы входит в моду, у меня нет сил.
Кстати, название альбома «Kangmei» переводится с китайского как «Сопротивление Америке».
Ark «Alleluyark» (circus company, 2003)
Проект Ark - он же француз Гийом Берройер - выпустил уже массу записей. Ark действует в сфере минимал хауса. С одной стороны, это типично французский хаус - сухой, моторный, какой-то по машинному неумолимый и бесчувственный фанк, с другой стороны, ему присущи разнообразные странности и отклонения. Иногда эти странности выражаются в лёгком отступлении от серьёзного намерения ходить по прямой линии, иногда странно то, что добавлено на заднем плане.
Эта музыка вся на виду, она громка и настырна, но при этом крайне конструктивна и обозрима - как железные столбы и перекладины современного моста. Мне кажется, за ней стоит остроумный человек. Deadfish: Что, в твоём понимании, является конструктивной музыкой? Дело в том, что ты приводишь сравнение с опорами моста, но у меня при прослушивании этой композиции сложилось впечатление, что работает какая-то отлаженная машина, которую невозможно остановить, но она разрушает; наверное, это одна из самых _деструктивных_ композиций, когда-либо услышанных мной. Андрей Горохов: Конструктивная - значит, ясно внутри себя структурированная, сведённая к понятной комбинации простых элементов, к радикально упрощённой геометрической схеме. В этой "геометрической схеме" ясны пропорции, членения на составные элементы, контрасты. Всё очень жёстко собрано, вставлено друг в друга. Отсутствуют украшения, плавные переходы, нюансы, атмосфера.
Это был стиль такой в искусстве 20-х годов - конструктивизм. Малевич, Татлин, Эль Лисицкий...
Конечно, по сравнению с реалистическим изображением, остающемся "верным натуре", произведения конструктивистов (как и их предшественников - кубистов и футуристов) воспринимаются деструктивными. Чтобы свести натуру к основным цветам, к элементарным объёмам, к комбинации резко контрастирующих плоскостей, приходится натуру подвергать некоторому насилию.
Проект Ark - он же француз Гийом Берройер - выпустил уже массу записей. Ark действует в сфере минимал хауса. С одной стороны, это типично французский хаус - сухой, моторный, какой-то по машинному неумолимый и бесчувственный фанк, с другой стороны, ему присущи разнообразные странности и отклонения. Иногда эти странности выражаются в лёгком отступлении от серьёзного намерения ходить по прямой линии, иногда странно то, что добавлено на заднем плане.
Эта музыка вся на виду, она громка и настырна, но при этом крайне конструктивна и обозрима - как железные столбы и перекладины современного моста. Мне кажется, за ней стоит остроумный человек. Deadfish: Что, в твоём понимании, является конструктивной музыкой? Дело в том, что ты приводишь сравнение с опорами моста, но у меня при прослушивании этой композиции сложилось впечатление, что работает какая-то отлаженная машина, которую невозможно остановить, но она разрушает; наверное, это одна из самых _деструктивных_ композиций, когда-либо услышанных мной. Андрей Горохов: Конструктивная - значит, ясно внутри себя структурированная, сведённая к понятной комбинации простых элементов, к радикально упрощённой геометрической схеме. В этой "геометрической схеме" ясны пропорции, членения на составные элементы, контрасты. Всё очень жёстко собрано, вставлено друг в друга. Отсутствуют украшения, плавные переходы, нюансы, атмосфера.
Это был стиль такой в искусстве 20-х годов - конструктивизм. Малевич, Татлин, Эль Лисицкий...
Конечно, по сравнению с реалистическим изображением, остающемся "верным натуре", произведения конструктивистов (как и их предшественников - кубистов и футуристов) воспринимаются деструктивными. Чтобы свести натуру к основным цветам, к элементарным объёмам, к комбинации резко контрастирующих плоскостей, приходится натуру подвергать некоторому насилию.
Si Begg «Director'c Cut» (Novamute, 2003)
Проект Арк сумел удержаться от массы возможностей. Стратегия понятна - жёсткое самоограничение.
Вообще же, похоже, что техно-альбом - это труднорешаемая проблема. Как добиться целостности и связности и одновременно - разнообразия? Треки, которые являются вариацией одной и той же формулы, одного и того же подхода, быстро начинают раздражать - одни и те же звуки, один и тот же ритм! Неужели не хочется попробовать чего-то другого?
Но вот пример прямо противоположного подхода - альбом «Director'c Cut» лондонского диджея и техно-продюсера Сай Бегга.
Каждый трек - в своём стиле. С пением и без, с вокодером и без, то с абстрактным брейкбитом, похожим на пережёвывание гвоздей каменными зубами, то с ретро-электро-буханьем. То вот эсид-хаус пошёл, то 2степ, то электроклэш... и всё время поют и говорят на разные голоса.
Разнообразие, оно, конечно, достигнуто.
Интересно слушать? Почему-то нет.
Отдельные треки не радуют, а регулярная смена их одёжек просто выводит из себя. Она демонстрирует: формальная «смена стиля» на самом деле ничего существенного не меняет. В музыке остаётся что-то неистребимое. Остаётся самоуверенное и неспешное любование собственной мускулатурой и попрыгучестью, остаётся непробиваемая уверенность фокусника-тракториста в правильности избранного пути.
Если бы я был жестоким и несправедливым, я бы сказал, что альбом «Director'c Cut» демонстрирует, какой помойкой была история британской клубной музыки. Но я не жесток, а доброжелателен, потому я выражу ту же самую мысль так: альбом Сай Бегга демонстрирует, какая помойка получится, если «со знанием дела» воспроизводить внешние приметы какого бы то не было стиля.
Проект Арк сумел удержаться от массы возможностей. Стратегия понятна - жёсткое самоограничение.
Вообще же, похоже, что техно-альбом - это труднорешаемая проблема. Как добиться целостности и связности и одновременно - разнообразия? Треки, которые являются вариацией одной и той же формулы, одного и того же подхода, быстро начинают раздражать - одни и те же звуки, один и тот же ритм! Неужели не хочется попробовать чего-то другого?
Но вот пример прямо противоположного подхода - альбом «Director'c Cut» лондонского диджея и техно-продюсера Сай Бегга.
Каждый трек - в своём стиле. С пением и без, с вокодером и без, то с абстрактным брейкбитом, похожим на пережёвывание гвоздей каменными зубами, то с ретро-электро-буханьем. То вот эсид-хаус пошёл, то 2степ, то электроклэш... и всё время поют и говорят на разные голоса.
Разнообразие, оно, конечно, достигнуто.
Интересно слушать? Почему-то нет.
Отдельные треки не радуют, а регулярная смена их одёжек просто выводит из себя. Она демонстрирует: формальная «смена стиля» на самом деле ничего существенного не меняет. В музыке остаётся что-то неистребимое. Остаётся самоуверенное и неспешное любование собственной мускулатурой и попрыгучестью, остаётся непробиваемая уверенность фокусника-тракториста в правильности избранного пути.
Если бы я был жестоким и несправедливым, я бы сказал, что альбом «Director'c Cut» демонстрирует, какой помойкой была история британской клубной музыки. Но я не жесток, а доброжелателен, потому я выражу ту же самую мысль так: альбом Сай Бегга демонстрирует, какая помойка получится, если «со знанием дела» воспроизводить внешние приметы какого бы то не было стиля.
Jackmate «The Prodigal Son» (Resopal, 2003)
А что же является сегодня модным, свежим и волнующим? Может быть, мы расслышим, чего не хватает Йоргу Бургеру, Гийому Берройеру и Саю Беггу?
Проект Jackmate с альбомом «Блудный сын». Jackmate - это проект штутгартского продюсера Михаэля Баумана, он ветеран, выпускает музыку с 1989-го года.
Новая тенденция состоит в возвращении минимал хауса к саунду чикагского хауса начала 80-х, то есть умелые и даже виртуозные продюсеры, снабжённые непростыми компьютерными программами, начинают делать - или, скорее, подделывать - музыку неумелую, наивную и тупую. И чудо!: то, что в исполнении простого синтезатора и секвенсора выглядело невыразительно и плоско, вдруг зазвучало концептуально и остроумно.
Jackmate лишь изредка впадает в полнокровную имитацию ретрохауса, его музыка постоянно зависает в недодавленном состоянии, она вовсе не спешит обрасти ухающим мясом.
Осмелюсь высказать предположение: возможно, дело тут вовсе не в новых «странных» звуках, не в груве, не в басе, не в ритмическом рисунке, а именно в угловатости, неправильности, неловкости. Угловатость старого чикагского хауса была, скорее всего, вынужденной, новая угловатость и непластичность - результат компьютерного дизайна, то есть возможности куда более точно резать музыку и более жёстко приставлять друг к другу её фрагменты.
А что же является сегодня модным, свежим и волнующим? Может быть, мы расслышим, чего не хватает Йоргу Бургеру, Гийому Берройеру и Саю Беггу?
Проект Jackmate с альбомом «Блудный сын». Jackmate - это проект штутгартского продюсера Михаэля Баумана, он ветеран, выпускает музыку с 1989-го года.
Новая тенденция состоит в возвращении минимал хауса к саунду чикагского хауса начала 80-х, то есть умелые и даже виртуозные продюсеры, снабжённые непростыми компьютерными программами, начинают делать - или, скорее, подделывать - музыку неумелую, наивную и тупую. И чудо!: то, что в исполнении простого синтезатора и секвенсора выглядело невыразительно и плоско, вдруг зазвучало концептуально и остроумно.
Jackmate лишь изредка впадает в полнокровную имитацию ретрохауса, его музыка постоянно зависает в недодавленном состоянии, она вовсе не спешит обрасти ухающим мясом.
Осмелюсь высказать предположение: возможно, дело тут вовсе не в новых «странных» звуках, не в груве, не в басе, не в ритмическом рисунке, а именно в угловатости, неправильности, неловкости. Угловатость старого чикагского хауса была, скорее всего, вынужденной, новая угловатость и непластичность - результат компьютерного дизайна, то есть возможности куда более точно резать музыку и более жёстко приставлять друг к другу её фрагменты.
Moodyman «Silence In The Secret Garden» (Peacefrog, 2003)
На обложке - красная роза на чёрном фоне. Очень сильно пахнет нешуточным китчем. Музыка, правда, умопотрясающа.
Это вроде бы дип хаус, но такого хауса я никогда в жизни не слышал. Он не просто заводной, живой и изобретательный, он не оставляет сомнений - именно таким хаус и должен быть.
Moodyman - он же детройтский продюсер Кенни Диксон Джуниор - странный, замкнутый и очень последовательный тип, отказывающийся говорить с прессой: «Не вашего это ума дело».
На его дебютном альбоме (1997) стояли смутившие многих в Европе слова: «А все вы, белые дети, безостановочно семплирующие чёрную музыку, займитесь-ка для разнообразия своим рок-н-роллом. Вы заставляется чёрную музыку звучать глупо, слабо и устало, и прежде всего делаете из неё постороннего». Музыку Кенни Диксон Джуниор по его собственным словам делает «для настоящих негров из Детройта, которые каждый день борются только для того, чтобы жить, есть и дышать».
Интерес белой публики к его музыке Кенни в высшей степени подозрителен, с его точки зрения, белые европейцы не в состоянии понять контекст его музыки, и тем не менее они хотят интегрировать её в свою крохотную, глобальную, управляемую хайпами, бумами и модами танцевальную культуру.
Эту культуру Кенни Диксон глубоко презирает, однако его пластинки продаются именно в Европе. В Европе в качестве диджея он выступает в занавешенных кабинках, не желая видеть ничего, что творится вокруг. Никаких дружеских контактов ни с кем в Европе он не поддерживает, даже не разговаривает. Всю европейскую танцевальную сцену он считает расистами, плагиаторами и капиталистами.
Услышав музыку проекта Moodyman, понимаешь, что у Кенни Диксона есть все основания так считать.
Как её описать? Есть известная притча, как слепые описывают слона - кто-то потрогал за хобот, кто-то подёргал за хвост, кто-то обхватил ногу.
Ну, я тоже могу начать описывать музыку Кенни Диксона: это невероятный грув, это истинный фанк, это масса каких то звуков на заднем плане - то это разговоры, то джазовые партии, один трек состоит только из плача ребёнка и баса - умопомрачительно! много бита, тарелок, эхо, мелодий, фрагментов соул-вокала, пространства, воздуха... и каждый раз хочется добавить - всё это звучит не так, как обычно, а уместно, убедительно и пластично.
Музыка проекта Moodyman вполне консервативна, но, слушая её, понимаешь, что европейское развитие танцевальной музыки - это хождение кругами вокруг мишени, в которую никто не способен попасть.
На обложке - красная роза на чёрном фоне. Очень сильно пахнет нешуточным китчем. Музыка, правда, умопотрясающа.
Это вроде бы дип хаус, но такого хауса я никогда в жизни не слышал. Он не просто заводной, живой и изобретательный, он не оставляет сомнений - именно таким хаус и должен быть.
Moodyman - он же детройтский продюсер Кенни Диксон Джуниор - странный, замкнутый и очень последовательный тип, отказывающийся говорить с прессой: «Не вашего это ума дело».
На его дебютном альбоме (1997) стояли смутившие многих в Европе слова: «А все вы, белые дети, безостановочно семплирующие чёрную музыку, займитесь-ка для разнообразия своим рок-н-роллом. Вы заставляется чёрную музыку звучать глупо, слабо и устало, и прежде всего делаете из неё постороннего». Музыку Кенни Диксон Джуниор по его собственным словам делает «для настоящих негров из Детройта, которые каждый день борются только для того, чтобы жить, есть и дышать».
Интерес белой публики к его музыке Кенни в высшей степени подозрителен, с его точки зрения, белые европейцы не в состоянии понять контекст его музыки, и тем не менее они хотят интегрировать её в свою крохотную, глобальную, управляемую хайпами, бумами и модами танцевальную культуру.
Эту культуру Кенни Диксон глубоко презирает, однако его пластинки продаются именно в Европе. В Европе в качестве диджея он выступает в занавешенных кабинках, не желая видеть ничего, что творится вокруг. Никаких дружеских контактов ни с кем в Европе он не поддерживает, даже не разговаривает. Всю европейскую танцевальную сцену он считает расистами, плагиаторами и капиталистами.
Услышав музыку проекта Moodyman, понимаешь, что у Кенни Диксона есть все основания так считать.
Как её описать? Есть известная притча, как слепые описывают слона - кто-то потрогал за хобот, кто-то подёргал за хвост, кто-то обхватил ногу.
Ну, я тоже могу начать описывать музыку Кенни Диксона: это невероятный грув, это истинный фанк, это масса каких то звуков на заднем плане - то это разговоры, то джазовые партии, один трек состоит только из плача ребёнка и баса - умопомрачительно! много бита, тарелок, эхо, мелодий, фрагментов соул-вокала, пространства, воздуха... и каждый раз хочется добавить - всё это звучит не так, как обычно, а уместно, убедительно и пластично.
Музыка проекта Moodyman вполне консервативна, но, слушая её, понимаешь, что европейское развитие танцевальной музыки - это хождение кругами вокруг мишени, в которую никто не способен попасть.
сентябрь 2003