Мне был задан вопрос: есть ли какая-та музыка, одновременно простая и навороченная, новая и старая, которую можно слушать, отъезжая головой, даже ничего про неё не зная?
Есть ли что-то, что сделано не инфантилами, не теми, кто только обдумывает своё житьё и решает, стать ли ему похожим на Юрия Гагарина или, скорее, Элвиса Пресли, а людьми взрослыми?
Есть ли что-то, что можно просто любить и ценить, не тащиться, заводиться, не надрываться, не впадать в сентиментальное упоение, а просто тихо и спокойно любить внимательно оттопыренными ушами?
Это простой вопрос.
Ответ: конечно, есть!
Тогда возникает следующий вопрос: а что именно?
А вот это – уже очень сложный вопрос.
Недавно посетив лежащий не только близко к моему дому, но и близко к моему сердцу магазин А-Музик, я левым задним ухом расслышал показавшуюся мне очень странной музыку. По стилю это был вроде бы изи-лиснинг, коктейль джаз: электроорган бурлил какой-то слегка развинченный блюз.
Врезавшиеся время от времени ненавязчивые духовые намекали, что это всё-таки – джаз, причём не простой, а имеющий отношение к самой безумной разновидности джаза – к тому что называется free jazz, музыке протеста, надрыва и освобождения.
Я болтал с хозяином заведения и всё откладывал на потом вопрос: что же это, собственно, он завёл такое разэтакое? Мне уже было ясно, что я, определённо, хочу не только стать обладателем этого компакт-диска, но и завести его в одной из своих ближайших передач.
А откладывал я на потом вопрос о происхождении музыки от того, что боялся разочароваться от ответа, я вообще полюбил слушать музыку, не зная кто играет и как долго собирается это делать.
А тут мне возьмут и скажут, что это новый альбом неоджаз-коллектива, каких нибудь De-Fuzz или Jazzanova, ну и как я буду жить дальше после этого? После того, как повёлся на обманку? Нет, лучше молчать и любить, не зная кого.
Но поскольку любопытство, как и паника, – страшная сила, то через полчаса я всё-таки выдавил фальшиво незаинтересованным голосом: Что это?
И получил ответ: «А-а, этот, как его, ну... Сан Ра, неизданные альбомы, ты разве не знаешь?»
Пронесло, - подумал я.
The Great Lost Sun Ra Albums "Cymbals/Crystal Spears"
Sun Ra and his Astro Infinity Arkestra
"Pathways to Unknown Worlds" + "Friendly Love"
(Evidence, 2000)
О чём эта музыка?
О свободе, о космосе, о сексе, о шизофрении, о нигилизме, о том, что Сусанин-инопланетянин заходит в тёмный лес, откуда его врагам никогда не выбраться?
Не знаю.
Точнее, мог бы нафантазировать, но не очень хочется.
Это музыка, во-первых, о том, кто такой был сам Сан Ра.
Сан Ра – был потрясающий дядька.
Он на голубом глазу выдавал себя за инопланетянина. А я в простоте душевной думаю, что он им и был, не может же такой хороший человек 40 лет подряд врать?
Он записал много потрясающей музыки, не лезущей ни в какие ворота, и подумал много удивительных мыслей – например, о том, почему музыканты его межгалактического Аркестра (это не опечатка, он записывал слово Оркестр с заглавной буквы А) должны быть согласны на нищенский гонорар:
«Если вам не нравится снег, вам нечего делать на Северном полюсе. Бог же от вас ничего не требует за воду и солнце? Так почему же вы требуете денег за музыку, которую он играет сквозь вас?»
Как вы понимаете, против такого аргумента не попрёшь, такого особенного человека можно только любить и играть ему просто за его голубые глаза несколько десятков лет. Что его соратники и делали.
Иными словами, за эту музыку заплачено несколькими десятками разрушенных семей, несостоявшихся карьер, обломами и напрягами в личной и творческой жизни. Как, впрочем, и за весь остальной джаз его золотой поры.
Так, а ещё о чём эта музыка?
Не знаю, по-моему – она о музыке.
Вот слушаю я её и радуюсь как дитя, до чего же в ней всё ясно и понятно.
Что ясно и понятно?
А то, как устроена музыка, как она внутри себя сама с собой увязана.
Вот электроорган долбит тему, резко и статично.
А раз статично, значит прочности хватит, и барабаны, бас и саксофон могут пойти погулять, побегать друг с другом наперегонки, отклеиться от конвейерного труда по поддержанию стабильности и прочности.
А как только орган, на котором играет сам Сан Ра, начинает расползаться, подпорки под блюз-ритм начинают подтыкать, не прекращая резвиться, то басист, то барабанщик, то кто-то ещё.
Я, конечно, много раз слышал, как барабанщик в джазе слегка отлынивает от своей прямой обязанности «держать ритм», но в случае Сан Ра мы видим, что барабанщик даже и не подозревает, что он имеет к поддержанию ритма хоть какое-то отношение.
Ритмом занимаются басист и клавишник.
И всё это прекрасно слышно, и слышно так, что можно просто улетать от этой музыки и одновременно следить за тем, как она сделана, то есть быть и вне её, и внутри неё.
И это не только музжурналистская метафора, как убедился я, заглянув в буклет компакт-диска.
Фантастический басист – Ронни Бойкинс, барабанщик – Харри Ричардс. Иногда всплывает саксофонист - Джон Гилмор. На клавишных – Сан Ра, паук с Марса, понимаешь. Нет, простите, не с Марса, а с Сатурна.
Мы слушаем записанный в 1973-ем году альбом Аркестра Сан Ра, который называется «Цимбалы».
Он очень блюзовый. Честно говоря, я не знаю, почему он такой уродился, я глянул в пару мест – там ничего о причинах не написано: Сан Ра руководил по крупному, а не по мелкому. Он требовал от музыкантов интуитивно понимать, что от них в данный момент требуется, а если те всё равно не понимали, повторял то же самое, только громче и злее, и норовил дать человеку по лбу.
Потому его коллеги понимали его без лишних слов, а вот своих слушателей Сан Ра не бил и на них грубо и визгливо не орал (на всех слушателей никакой инопланетной глотки не напасёшься), потому слушатели и привыкли думать, что межгалактический джаз – это что-то непонятное и заумное.
А это совсем не так.
А мы слушаем пьесу «Земля дневной звезды», закрывающую альбом «Цимбалы».
Обратите внимание, как басист Ронни Бойкинс водит смычком по струнам контрабаса – протяжно и отрывисто одновременно, и как на этот сильно изменивший свой характер бас реагируют барабанщик и клавишник. Барабанщик ушёл на задний план, практически провалился в космическую бездну, из которой лишь виднеются его болтающиеся как у буратины руки-ноги, а клавишник берёт пунктирные ноты, как будто забивает маленькие гвоздики. Не огромные гвозди, а такие маленькие с узорной шляпкой, знаете, которые держат обивку на старинном диване.
Вообще-то в этой музыке много саксофона, духовых, африканских ударных, но я завожу , скажем, так, скромные и прозрачные пассажи, чтобы пострашнее было.
Что же это за альбомы такие мы сегодня слушаем – наслушаться не можем?
Это четыре альбома, записанные в 1973-м году, но так в своё время и не выпущенные. Точнее, несколько пьес с одного из них где-то всплывали, но, вообще говоря, все они остались неизвестными, и только в 2000-м году были выпущены на двух компакт-дисках лейблом Evidence.
Я попытался вникнуть, что же там такого произошло, почему эти записи пропали, но история такая запутанная, что я ничего не понял.
Был у Сан Ра свой собственный нищий лейбл Saturn Records, который стал заключать контракты, а потом их разрывать со всякими известными джазовыми лейблами, и так запутал ситуацию, что все уже перестали понимать, кому какая запись принадлежит. В результате три с половиной альбома провалились в дырки в полу.
Тем более, что музыка эта, скажем так, массовым спросом не пользовалась (хотя и особенно маргинальной тоже не была, погода на дворе стояла вполне хипповая, серьёзно задумавшиеся люди слушали именно космический джаз), а Сан Ра был ужасно плодовит и наплодил массу других альбомов.
Да, а назывались пропавшие альбомы так: «Цимбалы», «Кристаллические копья», «Пути в неизвестные миры» и «Дружеская любовь». «Кристаллические копья» - мой любимый.
Счастливчики, которые ухитрились купить альбомы Сан Ра, вышедшие в 60-х годах на его лейбле Сатурн Рекордс, могли убедиться что система записи обозначена как Solar High Fidelity – солнечный хай фай, говоря по-русски.
Сан Ра записывал музыку так, что у любого звукоинженера волосы вставали дыбом. Дело было не только в ошибках и сбивках музыкантов, в странно расположенных микрофонах и в не вырезанных щелчках. Часто музыка записывалась на свежем воздухе далеко от студии, использовались разного рода искажения, фидбэк, доведённая до абсурда реверберация, резкие выключения или включения дорожек, вплоть до всякого очевидного хлама – звука вдруг проснувшегося телефона или топота ног.
На некоторых записях слышно как перегорает перегруженный усилитель или отрубается микрофон. Иногда плёнка явно идёт в обратную сторону.
Всё это, мягко говоря, не только свободный джаз, но и крайне свободный процесс звукозаписи. Сан Ра относился к нему серьёзно и запрещал инженерам рассказывать, что происходило в студии.
В начале 70-х в моду вошёл квадрофонический (четырёхканальный) звук, появились несколько конкурирующих – несовместимых друг с другом - квадрофонических звуковоспроизводящих систем.
Три из потерянных альбомов Сан Ра были сведены именно квадрофонически. Он их и записывал для того, чтобы звук шёл со всех сторон. Помните, что я сказал: эту музыку слышишь одновременно как бы со стороны и изнутри? Так оно и есть: квадрофонический саунд окружает тебя, а ты улетаешь.
Возможно, что эти альбомы потерялись оттого, что квадрофония не стала мейнстримом, и уже подготовленные для выпуска плёнки легли в долгий ящик.
Их переиздание на компакт-диске столкнулось с громадными трудностями. Квадрофонического декодера, который мог бы расшифровать запись, не было, то есть сегодня нет возможности как звучала эта музыка тридцать лет назад.
Пришлось восстанавливать звук по оригинальным студийным мастертейпам Сан Ра.
На этих мастертейпах, однако, было очень много дефектов, про которые не было заранее очевидно, Сан Ра их не заметил, счёл достоинством своей музыки или всё-таки выкинул в окончательном варианте записи. Некоторые инструменты были просто не слышны, они утопали в шуме фона. Некоторым дорожкам не хватало высоких частот.
Всё это было с огромной тщательностью продумано, вычищено, отреставрировано и вновь сведено Роджером Сейбелем. Он применял много разных компьютерных программ и возился ужасно долго. В результате, у него получилась потрясающе звучащая, кристально чистая, панорамная стереофоническая музыка с огромной динамикой. Слышны все мелкие детали. Уши не верят тому, что они слышат.
Процедуру своей работы восстановления саунда потерянных квадрофонических альбомов Сан Ра Роджер Сейбел назвал аудио-археологией.
По одному этому слову видно, что он – хороший человек.
В Кёльне вчера выпал первый снег.
И плоские гофрированные крыши гаражей перед моим окном покрыты неубедительно тонким слоем чего-то белого. А над крышами домов, окружающих мой двор, - шпиль церкви святого Мауритиуса. Странный шпиль, на его вершине – не крест, а статуя, наверно, самого Мауритиуса. Он смотрит не на меня, а вбок, влево, я вижу его в профиль.
На его каменных тёмносерых плечах, в складках хламиды и, наверное, на голове – я голову различаю еле-еле - лежит снег.
Тяжёлый каменный Мауритиус неподвижненько так стоит, припорошённый снегом, над домами и деревьями на фоне ультрамариново-серого неба.
К чему это я?
К тому наверное, что неизданные альбомы Сан Ра и его Аркестра 73-го года – это музыка сегодняшнего дня.
Да-да, буквально сегодняшнего.
февраль 2004