Музпросвет Немецкой волны: Sclammpeitziger

Мой собеседник - кёльнский музыкант Джо Циммерман, заведующий проектом Schlammpeitziger (это немецкое слово произносится как Шлампайцигер). Его компакт-диски выпускает лейбл A-Musik.
Schlammpeitziger славен своим оголтело дешёвым саундом. Немецкий журнал Keyboards, предназначенный для профессионалов и любителей звукозаписи, пару лет назад поместил огромное интервью с Джо - музыкантом, абсолютно игнорирующим всё, о чём пишет этот журнал последние лет этак пятнадцать.
Как оказалось, журналисты и читатели Keyboards были искренно убеждены, что все те синтезаторы, спецэффекты, рекордеры, микшерные пульты, мониторы и компьютерные программы, которыми из номера в номер наполняется журнал, жизненно необходимы для изготовления и записи современной электронной музыки. Как оказалось, это не совсем так.

Сам Джо - резкий и лишённый всякого стеснения или элегантных манер человек. Мне приходилось не раз вздрагивать, услышав его демонстративно громко и чётко произнесённое «ха-ха-ха». Я видел как он танцует на концертах электронной музыки, заслышав хотя бы отдалённое родство с диско-ритмом. Танцует он в довольно странном карикатурном стиле, раскачиваясь как резиновый солдат: руки, ноги и позвоночник у него при этом не гнутся, но как-то неестественно пружинят. Джо никак не похож на человека, с которым можно поговорить по душам.
Если можно представить себе комбинацию из упорства, горластости, ёрничанья, мускулистости, мутноглазости и low-fi электроники, то это и будет Schlammpeitziger.
Такие эпитеты как «ранимый» или «задумчивый» к нему, казалось мне, никак не подходят, поэтому я ужасно обрадовался, когда смог убедиться, что Джо - всё-таки живой человек.

Историю своей жизни Джо Schlammpeitziger рассказал быстро и безо всякого энтузиазма. Ему 36 лет. Музыку никогда не изучал. Электронной музыкой заинтересовался в середине 80-х, тогда это был индастриал. В 1986-ом купил себе маленький синтезатор Casio со встроенным секвенсором и использует его до сих пор. Я должен отметить, что фирма Casio выпускает аппаратуру для малолетник детей, выражение «casio-sound» - это синоним аудио-халтуры на грани неисправимой катастрофы.
Джо играл в разных проектах, в том числе вместе с Йоргом Фоллертом, но его коллеги полагали, что клавишник должен знать ноты, Джо их покинул. В 1991-ом родился проект Schlammpeitziger. Через два года была выпущена первая кассета, потом вышла грампластинка и пошло-поехало... в 1996-ом - первый компакт на лейбле A-Musik. Записывает Джо и музыку вместе с парнем, которого зовут Феликс Рандомиц.
Их совместный проект называется Holosud. Я видел ребят на концерте. Феликс то колотил по клавишам, то играл на бас-гитаре, Джо танцевал в кошмарной высокой шляпе, колотил по клавишам и играл на чём-то странном. Это была некрашенная доска с натянутой струной и головками шурупов вместо ручек, звукоснимателя вообще не было, но была просверленная дырка, куда можно втыкать кабель... звукоснимателя не было - скромно уверил меня музыкант. Своего рода гитара. Fake-instrument.
Играл Джо очень зрелищно, безумная псевдо-диско-музыка явно шла из его инструмента, который кстати, назывался «углич». Я сказал, что в России есть такой город. Джо страшно удивился, он искренно гордился этим изобретённым им словом.
Это довольно старый город, - произнёс я как мог убедительно и поэтому фальшиво. «А моя деревяшка - довольно новая», - рассмеялся успокоившийся Джо.

Вообще-то Джо Schlammpeitziger - художник. Клеить идиотские коллажи он начал одновременно с первыми опытами на стезе не мене идиотской электронной музыки. Он быстро пришёл к своему очень аккуратному графическому стилю, который относится к так называемому art brut, проще говоря - к рисункам душевнобольных.
Сначала Джо писал разноцветные картины, потом перешёл на чисто чёрно-белые контурные рисунки. Ему была ценна - точно так же как и в музыке - возможность прямого и непосредственного воздействия на материал: ты повсюду носишь с собой блокнот и в любой ситуации можешь что-то нарисовать или пририсовать к уже готовому рисунку. Всё его рисунки - маленького размера. Джо относится к ним крайне нежно, я бы даже сказал - сентиментально. Я видел, как он, низко склонившись над листом бумаги, рисовал фломастером много вариантов буквы «а» со спиральной завитушкой для своего концерного плаката.
Джо Schlammpeitziger разочаровался в кёльнском художественном андеграунде, в котором в начале 90-х воцарились застой, тупоумие, мелководие и всяческое протухание. В музыкальной же тусовке появились люди, у которых явно чесались руки. Здесь что-то происходило, в сфере же визуальных искусств ситуация не менялась годами.
Джо согласился со мной, что эта тенденция (художники уползают делать музыку, поскольку именно в музыкальной сфере ещё можно худо-бедно оставаться творческим человеком и одновременно рассчитывать на чей-то интерес) характерна не только для Кёльна.
«ОК, - говорит он, - через десять лет занятия живописью ты понимаешь, что королём живописи ты так и не стал. Ты видишь вокруг себя те же самые лица, круг твоих ценителей, коллекционеров, покупателей так и не сформировался. Новых галерей не открывается... распределение сил не меняется. Ты не выходишь на новый уровень, а просто тянешь лямку и ждёшь. И твоё финансовое положение постоянно ухудшается. И ты сам уже не понимаешь, чего ты, собственно, ждёшь...»
Свои медленно и довольно причудливо растущие в разные стороны слегка сюрреалистические рисунки Джо называет то порослью, то опухолью. От разговора о своих рисунках он постоянно переходит к разговору о музыке и обратно. Его музыка тоже кустится, даёт ростки и побеги, набухает в неожиданную сторону, и переползает с места на место. Она тоже результат филигранного труда по оттачиванию деталей, но главное - по увеличению их количества.

Два года назад Джо Schlammpeitziger объявил себя свободным художником - а до того лет десять сидел на пособии по безработице. Надо сказать, что он - чуть ли не единственный из кёльнских музыкантов, вот уже два года живущий исключительно на доходы от своей музыки.
     «Проблема проста, - говорит Джо, - я просто не в состоянии ничего другого делать кроме искусства и музыки. Скажем, Маркус Шмиклер пишет музыку для кино, Йозеф Сухи для кого-то играет в студии на гитаре... у меня нет такой возможности, меня нельзя использовать ни для чего путного. В прошлом году всё было ещё ОК, вышел альбом, мне заплатили гонорар, были концерты... а в этом, честно говоря, совсем паршиво».
     То есть твоя музыка в буквальном смысле не коммерческая?
     «Ты знаешь, - улыбается Джо, - её называют электро-попом. Но моя последняя пластинка - слишком странна, чересчур плотна. Мне говорили, что она сбивает с толку, оставляет после себя неприятное впечатление. Всё-таки потребители даже «андеграундной» музыки хотят чего-то гладкого, чтобы были мелодии, чтобы всё ровно катилось вперёд... конечно, должны быть странности, но - в меру, не мешая мелодиям. Я это заметил и в рецензиях: когда странность и напряжение, требуемое от слушателя, достигают какого-то определённого уровня... все перестают этим интересоваться».
     Я читал рецензию на один из твоих предыдущих альбомов в журнале Testcard, там ты был назван «известным комиком электро-попа»... Мне показалось, что тебя вовсе не воспринимают всерьёз. Может ли производитель несерьёзной музыки претендовать на то, что его музыка сложна и мало кому доступна?
     «Это очень странная история, - оживает Джо Schlammpeitziger, - я постоянно с этим сталкиваюсь. Мне говорят: ты делаешь забавную музыку. Или смешную. Или весёлую. Но это очень поверхностное восприятие. Я бы сказал, что у меня агрессивная, циничная музыка. Если ты в отчаянном положении, то тебе нужно не утешение, не что-то отвлекающее, но, скорее, циничная шутка. Она восстанавливает пошатнувшееся равновесие между тобой и миром. Собственно, я занимаюсь саундом, звучанием, искусством для искусства... я вовсе не пытаюсь делать по-милому дурацкую музыку...
Многие прывыкли к тому, что серьёзная экспериментальная электронная музыка звучит именно серьёзно, поэтому я сразу воспринимаюсь в качестве клоуна. Публика воспринимает музыку уже расклассифицированную по жанрам. Я, определённо, смешной. Если вдруг под мою музыку не захочется смеяться, значит, у меня неинтересный альбом, так сказать, неудачная шутка. Это бред. Но я постоянно с этим сталкиваюсь. Поэтому уж если быть смеющимся, то - гримасничающим и ухмыляющимся в ответ на мерзости жизни. Но повторяю, для меня то, чем я занимаюсь, - это искусство для искусства, музыка для музыки, я вовсе не выражаю в музыке свои обиды и радости. Вместо того, чтобы ныть, или биться башкой о стену, или ломать голову над нерешаемыми проблемами, я отвечаю ухмылкой.
При этом я должен признаться, что я - энтертейнер. Мне нравится стоять на сцене, развлекать народ. Мне очень важно, как люди реагируют, что их вообще удаётся задеть за живое. В визуальных искусствах это уже невозможно. Поэтому для меня музыка продолжилась там, где остановилось искусство».

Я пытаюсь выведать у Джо причины его приверженности low-fi эстетики. Почему всё звучит так грубо и плохо? Дело ведь не в нехватке времени? Ты вполне можешь перейти из разряда low-fi в hi-fi...
«Low-fi сейчас уже не играет для меня никой роли, - отвечает мой собеседник. - У меня появились новые машины: дигитальный рекордер, ящик с эффектами и семплер. Я занимаюсь очень мелкой работой - всё аранжировать, записать на магнитофон, обработать, переписать, что-то добавить, опять переписать... ты не должен полагать, что всё это цак-цак, само собой берётся .
Да, для меня очень важно иметь инструменты, которыми легко пользоваться, но это вовсе не означает, что и музыка получается легко, за два-три часа. Я только что закончил ремикс для ребят из Klangwart, - так я над ним три месяца бился. То то не нравится, то это... Обычно такую историю бросают, но я упёрся. Иногда мне хватает одного дня, но, как правило, быстрее чем за две недели я с одной вещью не справляюсь. Это как с моими рисунками. Масса деталей, масса хитростей. Это не просто - вывалил первое, что получилось... это будет сразу заметно, мне это не интересно».
Насколько важен для тебя твой хвалёный Casio-синтезатор, этот Casio-звук? «Совершенно неважен. Важен принцип - тебе не нужна тысяча марок, чтобы делать пристойную музыку. Hi-Fi - это, по-моему, то, что прекрасно подходит ко всему остальному, сочетается со всем остальным - с радио, клубом, журналом... Но сейчас на моих приборах уже есть эффекты, которые называются low-fi. Ты можешь себе представить? Предполагается, что я буду использовать на дешёвом приборе эффект, имитирующий паршивый звук. Как будто нет другого способа записать дряной саунд! Это абсурд!»

     Джо, я послушал твой компакт-диск в хорошей стерео-студии и должен сказать, что некоторые пассажи звучат как сквозь подушку, в ударных начисто отсутствуют высокие частоты... Почему? Куда они делись? Откуда эта тупость и вата? Должен я её вопринимать как хорошую музыку, которая просто плохо записана? Или, может быть, ты не слышишь, что она плохо записана? Я знаю одного профессора московской консерватории... такой бодрый белобородый дед, он ведёт класс инструментовки и композиции... так он слышит в симфоническом оркестре тончайшие изменения тембра, но дома у него - катастрофически плохо записанные кассеты. Для меня на них - одна вата, а он их слушает и кивает головой - музыканты хорошо играют, говорит...
Джо одобрительно смеётся:
     «Мне нравится твой профессор. Это похоже на меня. Может быть, я не подозреваю, как звучит моя музыка на самом деле. В мастеринг-студии звукотехники просто падают со стула, услышав мои записи... но то, что считают за приличную запись они, меня просто убивает. Это дрянь, это стандарт. Я к этому никогда не буду иметь отношения».
     Ну, хорошо, твой саунд - это результат целенаправленных усилий, или он получается сам собой из-за низкокачественной технологии?
     «Я честно пытаюсь получить максимум качества. Но я до сих пор работаю с восьмидорожечным магнитофоном Tascam, знаешь, он пишет на маленькие кассеты: это факт, что у них не такой широкий диапазон, как у компьютера. Для меня огромным шагом был переход с четырёх дорожек на восемь... я бы посмотрел, как ты отреагировал бы на мои четырёхдорожечные записи! У меня до сих пор нет компьютера, я не имею понятия, что я с ним делал бы...
Я предпочитаю прогрызаться вперёд очень медленно и осторожно. Я работаю без микшерного пульта... вот видишь, у тебя тоже глаза выпучились... да, я могу работать и без микшерного пульта.
Я не буду гнаться за Hi-Fi-эффектом. Для меня это не важно. Ты прав, наверное, я этого просто не слышу, не замечаю. Я получил массу писем после моего интервью в журнале Keyboards - «эй, признайся, ты всё-таки мечтаешь о классной студии!» Они просто не поняли, о чём идёт речь. Изготовление музыки доставляет радость, умение вслепую обходиться с твоими приборами развязывает тебе руки, иметь возможность немедленно реализовать свой замысел - это счастье... а тараканьи бега: кто запишет бас качественнее и звончее, кто при помощи эффектов лучше вытянет плоский вокал... они сами бегают наперегонки и возмущаются, что кому-то на них наплевать. Ты думаешь, я покупаю и слушаю пластинки, ориентируясь на качество записи? Кто вообще покупает музыку, ориентируясь на качество записи?
Перепродюсированная музыка ужасна. Разве это секрет?
Ты предполагаешь, что мне есть куда, так сказать, совершенствоваться? Предположим. Но куда именно? В сторону качественного звука?! Проблема-то в том, что современные синтезаторы не только стоят кошмарных денег, они и звучат кошмарно. Они мне совсем не нравятся! Они все звучат одинаково. Вся современная электронная поп-музыка звучит одинаково. Можно ли упрекать того, кто хочет от этого воздержаться?»
     Я не хочу действовать тебе на нервы, но ещё один формальный вопрос: тебе приходилось бывать в профессиональной студии? Ты пробовал там работать?
     «Конечно».
     Ну и как?
     «Катастрофа. Ты ничего не можешь сделать, и что бы ты не делал, всё звучит одинаково. Я вовсе не испытываю никакой потребности полировать и вычищать свою музыку, делая вид, что у меня приличная студия. У меня есть другие заботы. В музыке есть много чего другого, что требует моего внимания».

Что такое Sclammpeitziger?
«Э-э-э... это такая маленькая рыбка».

март 2001