Французский гитарист-импровизатор Ноэль Акшоте – человек устрашающе компетентный и деятельный. Он записал огромное количество стилистически разнородной музыки, он пишет о музыке в австрийском музжурнале Skug, он владелец лейбла, он продюсер самых разных групп и соучастник самых разных проектов. Он пишет сценарии и намерен начать снимать художественные фильмы.
Когда мы договаривались о нашем интервью, Ноэль прислал мне в качестве своей биографии список музыкантов, с которыми он вместе играл... имена классиков джаза, знаменитых импровизаторов, знаменитых электронщиков, десятки мне ничего не говорящих имён: список уходит за горизонт. Как относиться к этому списку, и о чём он говорит, я, честно говоря, не знал.
«Почему я этот список составил? Я ненавижу списки и не веду архивы, не собираю статьи и рецензии. Конечно, у меня есть архив моих записей, но это часть рабочего процесса. У меня постоянно требуют список всех тех, с кем я играл в своей жизни, как будто это имеет какое-то значение. Я думаю, что для моей биографии достаточно двух коротких фраз – год рождения и музыкальный инструмент: родился в Париже в 1968-м году, играет на гитаре.
Что касается этого списка, то его кто-то по своей инициативе составил и прислал мне, а я его рассылаю обратно. Меня в этой ситуации интересует пожалуй лишь то, какое имя из этого списка тот или иной журналист сочтёт нужным упомянуть в своей статье».
Ноэль Акшоте начал играть на гитаре, когда ему было 8 лет. Он вырос в атмосфере классического джаза: он не только бывал на концертах и фестивалях, не только был лично знаком практически со всеми звёздами, но и со многими играл – скажем, с трубачом Четом Бейкером или барабанщиком Кенни Кларком.
Ноэль уверил меня, что успел застать ещё живых классиков и гигантов, в конце 70х это было ещё возможно, большинство из них жило во Франции, многие приезжали во Францию на летние фестивали, скажем в Ниццу.
Атмосфера была праздничная и открытая, а отец Ноэля был своим человеком в джазовой тусовке, оттого юный гитарист имел возможность буквально руками потрогать своих героев, ну, и поиграть с ними.
«Джаз был для меня всей существовавшей тогда музыкой, играть музыку для меня означало играть джаз. Но я очень рано понял, что играть джаз так хорошо, как американские джазисты, я не смогу. Было очевидно и то, что это не моя музыка, а их, мне же надо было делать что-то своё. Не попадать в клише, не давать то, чего от тебя ждут, а искать своё место. Собственно, мою историю можно назвать историей разочарования в джазе. Я открыл для себя импровизационную музыку».
Но разве она не имеет отношения к джазу?
«Она, скорее, имеет отношение к нежеланию играть клише и к желанию быть непредсказуемым. Когда ты импровизируешь, ты сам не знаешь, куда ты вырулишь, ты свободен.
Что касается джаза... то я знаю, как играть джаз, я знаю как играть джаз так, чтобы те, кто от меня этого хотят, остались довольны. Я же скорее, хотел играть джаз, не играя его. То есть оставаться верным самому главному в джазе, при этом не играя джаза.
Я не верю в прогресс музыки, я думаю, что музыка говорит одно и то же, постоянно возвращается к одному и тому же, только говорит это каждый раз по-разному. Скажем, в Мисси Эллиот очевидны корни старой блюз-певицы Бэсси Смит, Мисси Эллиот в совершенно иной стилистике делает тоже самое, что и Бэсси Смит. И это всегда так. Ты не можешь выйти за пределы своей традиции».
Но так ли это? Вот, скажем, всем хорошо известное противопоставление импровизации и композиции. Как я понимаю, смысл импровизации состоит в том, что она радикально порывает с замкнутой структурой песни...
«В чём смысл музыки?
Смысл музыки – в свинге, в песне. Ты знаешь, что такое свинг? Без свинга нет музыки».
Я запротестовал: свинг - это акустическая пластика, пластичность музыки, её подвижность, а песня – это череда куплетов и припевов, выстроенная вокруг прилипчивой мелодии. Это разные вещи!
Ноэль улыбнулся: «Всё гораздо проще. Песня - это то, что поют под душем или на кухне, это то, что хочется петь. Если в музыке есть свинг, её хочется петь».
Он сжал руки, как бы обхватив в воздухе гитару, резко повёл правой рукой вниз по отсутствующим струнам, наклонил голов и перекосил лицо – всё это одним движением. И после этого вдруг опять моментально размагнитился и превратился во внимательного собеседника: «Свинг – это момент твоего физического присутствия в музыке, это телесность, ощутимость музыки, то как ты её переживаешь своим телом. Гитара – это деревянный ящик, ты вгрызаешься в него, ты его расковыриваешь, ты его раскачиваешь, ты поёшь в него».
Поговорить о сущности импровизации мне с Ноэлем Акшоте не очень удалось. Трудно говорить о преимуществах и достоинствах импровизационной музыки с человеком, который в восторге от песен Хулио Иглезиаса, потому что в них нет клише, а вот в импровизационной музыке, как правило, очень много клише.
«Если ты думаешь, что импровизация – это смешная последовательность необычных звуков... – Ноэль скорчил рожу и зашевелил пальцами, пару раз причмокнул и потянул пару гласных, неожиданно их прервав... – то ты сильно ошибаешься. Уже давным-давно сформировался канон так называемой импровизационной музыки, хорошо известно, что надо делать, чтобы выходило похоже на импровизацию. Но никакой свободы там нет. Я вполне могу тоже извлекать такие звуки.
Целиком предсказуемый характер того, что сегодня обычно называется импровизационной музыкой, становится особенно заметным, когда ты слегка отходишь в сторону. Ты сразу видишь, что импровизационная музыка движется вперёд огромными холмами – звук медленно нарастает, его плотность повышается, а потом всё медленно рассасывается и успокаивается. После этого опять начинается медленный подъём в гору».
Хорошо, я зайду с другой стороны. Когда вы импровизируете, что именно вы делаете?
«Я общаюсь. Импровизация – это не монолог, это и не ситуация, когда собеседники говорят друг мимо друга. И в любом случае, это не ситуация, когда они заранее заготовили набор ловких аргументов, острот и запасных тем, на которые можно перепрыгнуть в случае чего.
Импровизация – это физическое присутствие, это присутствие всего человека сразу здесь и теперь. Импровизация – это готовность к риску, это согласие на риск. В странных и якобы непредсказуемых звуках никакого риска нет. Нет риска в том, что известно или в том, что запланировано.
Знаешь, на что похожа импровизация? На что похоже общение?
Отец моей жены – поляк, он живёт в Польше. Мы с ним не знаем ни одного языка, на котором мы могли бы поговорить. Однажды мы сидели с ним под яблоней пару часов. И это было полноценное общение, нам не было скучно, мы и не молчали в том смысле, что нам нечего было сказать или мы держали язык за зубами. Мы были свободны и открыты. Мы были объединены общим переживанием, которое было насыщенно и осмысленно».
Я попробовал поговорить о риске и непредсказуемости.
Ноэль Акшоте рассказал такую историю: он всегда относился недоверчиво и пренебрежительно к рок-гитаристам, вообще – к электрогитарам, применяемым в роке. И вот буквально на днях он от нечего делать взял в руки в музыкальным магазине металлогитару.
Она его поразила своей массивностью и неподъёмностью – даже не столько массивностью звука, сколько тем, что эту гитару ничем пронять невозможно, она предполагает очень определённый способ обращения с собою, а всё остальное начинает выглядеть кошмарно и неоправданно. Кажется, что ты гуляешь в тяжёлом и странно пошитом костюме, вовсе не предназначенном для того, чтобы в нём ходили.
«И я вот подумываю, что мне бы надо пожалуй её купить и попробовать на ней играть, взять на себя риск, попробовать относиться к ней как к материальному предмету, вступить в какие-то отношения с заложенным в неё видением мира».
А почему бы тогда не попробовать играть на восточных струнных инструментах?
«Э-э-э, нет. Ничего не получится. Рок-гитара – это наша культура, наша традиция. Один мой знакомый гитарист решил поиграть на арабском уде – это ужас какой-то. Результат жалкий и смешной. Мы не имеем отношения к арабской или китайской традиции».
Понося клише, Ноэль одновременно восхищался Хулио Иглезиасом. В моей голове это не укладывалось.
«Я не думаю, что Хулио – это клише.
Клише – это... Бьёрк. Она клише самой себя, она превратилась в пародию на саму себя, она оправдывает ожидания, которые сами по себе – такие же клише. Она сделала один превосходный альбом, а потом начала воспроизводить клише себя самой – хотя её никто об этом не просил. Хулио Иглезиас – не клише. Он не композитор, он исполнитель. Он функционер. Он очень хорош в том, чем он занимается, в том, как он функционирует. Он делает поп-музыку для женщин. Он исполняет кошмарную функцию делания поп-музыки для женщин. Может быть, я говорю так, потому что я сам имел немало отношения к музыке для танцев... Хулио – изумителен, вокруг него всё летает, он всех заводит. То, как он поёт, как он в этом находится... это просто фантастично.
Я понимаю, в каком смысле ты говоришь про него, что он – клише. Но так говорит только тот, кто его не слушает. Или вот немецкий исполнитель шлягеров Хайно – да, тот самый, в чёрных очках. Он тоже поёт всё время всего две песни: «Как я тебя люблю» и «Как хорош мой родимый край». Но то, как он это делает, больше не делает никто».
Мы обсудили проблему немецкого шлягера и французского шансона. Ноэль сам завёл речь о Владимире Высоцком, который стал клише в восприятии французских лево-ориентированных интеллектуалов.
Насколько я понял моего собеседника, он, говоря о клише, имеет в виду не только музыку, но целостную картинку, в которую вписывает музыканта публика или, шире, – наше общество. Эта картинка всегда тенденциозна и фантастична, она исходит из однобоких и неоправданных представлений о том, как устроена музыка, как и для чего человек занимается музыкой.
В результате, музыкант встраивается в своего рода театральное действие, в некоторый сюжет, в котором он должен играть некоторую роль – навязанную ему или им самим выбранную. Поскольку роль от года к году не меняется, то не меняется и музыка, которая тоже играет некоторую роль – музыка изображает некоторую музыку. И вот этот момент постоянного изображения музыкой того, чем она не является, постоянное симулирование музыкой некоторого музыкального внешнего вида и называется клише.
Знакомое слово «клише» я неожиданно для себя обнаружил в буклете компакт-диска Ноэля Акшоте «Adult Guitar» – «взрослая гитара» или «гитара для взрослых». Альбом содержит записи за последние 20 лет, большая их часть, однако, – за последние десять лет. Это фрагменты архива Ноэля Акшоте, демозаписи, импровизации, концертные выступления, всё то, что хранилось для себя и на всякий случай. На альбоме малая часть архива, его объём - 10 часов.
Альбомом этот компакт-диск называется условно, отдельные композиции разнохарактерны и друг к другу подходят мало.
Да, так вот, в буклете компакт-диска гитарист Дэвид Граббс рассказывает такую историю.
Ноэль Акшоте и его жена Магда смотрели по телевизору фильм о Тарзане. В нём была сцена, в которой Тарзан борется с огромной дикой кошкой – то ли с гепардом, то ли с леопардом. Эта битва выглядит как валяние в грязи с набитой ватой куклой, какие продаются на ярмарках. Ноэль утверждал, что неважно, насколько банальным или неубедительным это представление кажется нам сегодня, неважно, в скольких фильмах была воспроизведена сцена битвы с набитым ватой и соломой тигром, важно то, что кто-то сделал это в первый раз и чему-то научился в процессе исполнения.
Когда кинорежиссёр W.S. van Dyke в первый раз попросил Джонни Вейссмюллера – бывшего олимпийского чемпиона – вести себя так, как будто его атаковал тигр, тот должен был изобрести своё собственное кино, свою собственную картину происходящего. Сегодня это стало банальным и очевидным трюком, превратилось в клише дешёвого фильма про джунгли, но в какой-то момент кто-то должен был это выдумать, устроить, собрать. И очень велик шанс, что происходящее выглядело очень странно.
«И это и есть то, – заключил Ноэль, – что я вынес из слушания таких гитаристов как Джанго Рейнхард или Чарли Кристиан. Или Эдди Дёрхэм, Или Фредди Грин... (следует длинный список гитаристов)... или Сонни Шэррок или Дерек Бэйли.
Каждый из них изобрёл свой собственный стиль игры. Неважно, как много людей владеют техникой, напоминающей Джанго Рейнхарда, точное воспроизведение нота за нотой не приближает нас ни ко времени, ни к той ситуации, ни к тому климату, в котором стиль Джанго был свежим, меняющимся и провоцирующим споры».
История с Тарзаном подрывает всяческие мифы, которыми окружены новаторы.
Ноэль Акшоте однажды сказал в лекции, посвящённой музыке, что импровизаторы, которых он наиболее уважает, позволяют себе обычные, привычные, неконтролируемые, почти бессознательные жесты.
«Смысл импровизации – в отпускании себя, в давании себе волю, в бессознательном заполнении отведённого пространства».
Можно попытаться посмотреть на Ноэля Акшоте с внешней точки зрения, со стороны, то есть бросив взгляд на некоторые из его проектов и альбомов.
При этом нам удастся не более чем провести неуверенный пунктир между некоторыми записями музыканта, мы не можем быть уверенными, насколько они для него типичны и характерны. Впечатление, скорее всего, будет отрывочным.
Ноэль Акшоте играл вполне традиционный джаз, участвовал он и в движении французского так называемого «воображаемого (или пригрезившегося) фольклора» - в виду имеется группа музыкантов вокруг саксофониста Ловиса Склависа.
Была у Ноэля и группа MAO, игравшая, если верить самому музыканту, трешкор, базировавшийся на текстах Мао Дзедуна.
В больших количествах играл Ноэль Акшоте импровизационную, то есть иррационально прыгающую из стороны, в стороны музыку.
Есть у него много записей с тяжёлым и протяжным гулом. Есть электроакустика. Есть альбом с музыкой, звучащей в парижских борделях.
Всю эту расползающуюся вавилонскую башню охватить одним взглядом невозможно, упорное нежелание музыканта определиться и начать серьёзно делать что-то одно, привело к тому, что парижское музыкальное сообщество больше не хотело иметь с ним ничего общего – и он переехал в Вену.
«Sonny 2» (Winter & Winter)
Мюнхенский лейбл Winter & Winter.
Альбом посвящён американскому блюзовому гитаристу Сонни Шарроку. Ноэль исполнил пьесы Шаррока и собственные пьесы в старинном духе.
Насколько я понял Ноэля, для него Сонни Шаррок – первопроходец. Многое из того, что Сонни играл, он играл, не зная, как это надо было бы сыграть правильно.
Похоже, он вообще находился в ситуации, когда нет никакого «правильно». Потому нельзя сказать, что Сонни Шаррок делает ошибки: Сонни проламывается к музыке, он грубо и непосредственно создаёт музыкальное событие, наращивает материю музыки. Гитара становится подручным материалом: то, как у гитариста ходят взад-вперёд руки, как сами собой соскальзывают его пальцы, как он, не зная как выстроить некоторый пассаж, изображает его некоторым трень-брень-дыр-дыр-дыр, – всё это принципиально важно.
Музыкант не создаёт некоторый акустический эффект, но физически присутствует внутри своего инструмента. Это очень конкретное, материальное дело.
Ноль Акшоте переслушал всю музыку Сонни Шаррока, которую смог достать – включая бутлеги, он сутками играл одну и ту же фразу, пытаясь догадаться как Сонни Шаррок мог дойти до такого, и какие за этой фразой скрываются иные возможности.
Мне кажется, что подобное отношение к музыкальной ткани похоже на отношение писателя Андрея Платонова к слову. Помните? «Был уволен с работы вследствие роста задумчивости посреди всеобщего темпа труда».
Кстати, компакт-диск оформлен фотографиями безрадостной американской сельхоз-глубинки 30-х годов, то есть эпохи и обстановки вовсе не чуждой героям «Чевенгура».
Не сказать, что безумная музыка, но вполне странная, и – какая-то честная и простая, при всей своей навороченности и перекошенности.
В ней нет хитрости, а в виртуозности Акшоте нет блеска и гламура.
«Cabaret Modern» (Winter & Winter)
Это как бы концерт в кабаре. Хлопает дверь, слышны голоса и звон стаканов, камерная атмосфера, приглушённый свет и звук. Гитара, бас, лёгкий барабан, аккордеон, фортепиано. И голоса певцов.
Все голоса – очень взрослые и какие-то каждый раз странные и причудливые, не вполне музыкальные, не чистые.
Очевидно, что это странные люди, их выступление не лишено некоторой театральности и манерности, но трудно отделаться от мысли, что они – такие и есть на самом деле. И их на белом свете очень мало.
На этом альбоме - много песен. Песен на немецком, итальянском, французском, английском. Шлягеры, шансоны, Серж Гинзбур, Том Уэйтс, Velvet Underground и даже Kraftwerk.
Джазовые критики сравнивают этот альбом с блошиным рынком – дескать, все мило-дилетантское и уютно-помоечное.
Конечно, это хорошее сравнение, только смысл блошиного рынка ведь не в том, что это выставка предметов, предназначенных на выброс.
Нет, на блошином рынке мы видим прежде всего куски реального быта реальных людей. Ощущение, что вот за этой отвёрткой, тарелкой или грампластинкой стоит живой человек, на блошином рынке очень сильно – потому что этот человек просто стоит перед тобой. Он показывает тебе себя изнутри, отдаёт за бесценок тебе то, что ему когда-то было дорого. И все предметы на его столике имеют отношение друг к другу, они объединены жизнью человека, который их теперь продаёт.
И вот в этом смысле «Современное кабаре» Ноэля Акшоте похоже на блошиный рынок.
В этом кабаре можно много чего найти, там много маленьких центров притяжения.
Ни к постмодернизму, ни к игре с разными стилями, ни к ретро или ностальгии, ни к переоценке китча этот проект тоже не имеет отношения.
«Это фильм, - сказал Ноэль. – Это люди. Всё выстроилось вокруг неё, вокруг того, как она поёт и кто она такая. Когда она поёт, всё вокруг неё исчезает».
Она – это никому не известная итальянка Джованна Качиола, она поёт всего две песни, и ещё в двух подпевает.
И становится ясно, что происходящее не имеет отношения к стилизации клубного времяпрепровождения 30-х годов. Можно сказать, что Джованна – необычайно интенсивна и даже экзистенциальна, она выворачивает душу... но я лучше просто скажу, что она – настоящий человек.
Джованна, топая в паузах ногой, поёт коротенькую партизанскую песню «Белла чао» - «Прощай, красотка».
Урок альбома «Кабаре Модерн» состоит, наверное, в том, что интенсивность, настоящесть, истерзанность и потёртость не бывают и не должны быть всё время в одном стиле, на одном уровне напряжения.
Ещё одна песня с этого альбома, который мне всё больше напоминает подпольную встречу людей, держащихся в стороне от современного мира - «Я убил любовь». Её сочинил и поёт пианист Жан-Луи Костес. Он француз, а поёт по-немецки.
«Rien» (Winter & Winter)
«Rien» означает «ничто». Это тоже фильм. Музыку можно воспринимать в качестве саундтрека к фильму, но на самом деле имелось в виду, что сама музыка и есть фильм.
Тема фильма – путешествие, перемещение в пространстве и времени, соединение в линию точек, чёрточек и пейзажей.
Ноэль Акшоте играет на гитаре, Эрик Минккинен – на компьютере, Эндрю Шарпли – на семплере и вертушке грампластинок.
Музыка – тяжёлый подрагивающий гул с вкраплениями металлических гитарных звуков. Происходит очень мало чего, мы слышим – или буквально видим – всполохи и вершины каких-то неразличимых в тумане событий.
Массивный фон смазан, короткие нервные чёрточки и точки звука вовсе не висят декоративными побрякушками, нет, тело музыки вздрагивает, разворачивается, оборачивается, и всё время уходит назад.
Возможно, это похоже на взгляд в окно из несущегося ночного поезда. Что ты видишь? Ничего ты не видишь – капли дождя перед своим носом и редкие огни фонарей, которые не складываются ни в какой связный пейзаж.
На мой вопрос, почему он играет нойз, Ноэль улыбнулся: «Я не играю нойз. Я играю свинг».
Ноэль рассказал, что он занялся гуделками в самом конце 90-х, не желая больше ничего иметь общего с джазом, ставя точку в долгой истории своих отношений с джазом.
К его изумлению, на альбом «Rien» была очень тёплая реакция – и странным образом, альбом оценили люди, ни к эмбиенту, ни к индастриалу отношения не имеющие. У слушателей это путешествие вызвало собственные картины, собственные воспоминания. Какие картины стояли перед его собственными глазами, музыкант рассказать мне наотрез отказался, дескать это никого не касается.
Я понял, если есть свинг, то есть если музыка вызывает у самого музыканта живое и непосредственное к себе отношение, то она вызывает такое же отношение и у слушателя.
А картины ? А картины каждый раз будут разными.
Ноэль Акшоте – хозяин лейбла Rectangle (вместе с Квентином Ролле). Выпускает лейбл, с одной стороны, импровизационную музыку, то есть нервную, подвижную и неожиданную, с другой – гуделки и мычалки. Racine Radicales - саксофон, тромбон, гитара и барабаны.
Гитара Ноэля очень часто играет просто бас-рифф, сливаясь с тромбоном. Но иногда она выходит на поверхность. Можно представлять себе интенсивно перекрученную корневую систему, когда каждый опирается на каждого, но никакого фундаментального и уходящего в глубь корня нет.
Крайне грациозно сыгранные, как правило, короткие пьесы, одна прямо в 45 секунд.
Толстый винил. Тираж грампластинки распродан.
Сердце меломана неспокойно.
«Close To Kitchen» (Rectangle, 1996)
Два гитариста.
Ломаная, рваная, сама себя не узнающая и не знающая, куда она в следующий момент рванётся, музыка.
«My Chelsea» (Rectangle, 1997)
Голос, саксофон, гитара.
Саксофон – здесь самый человеческий и традиционный источник музыки.
Вокруг него – флёр из непонятно как извлечённых звуков. Это не игра на гитаре (и тем более – не песни, Фил Минтон в основном кряхтит, скрипит и ухает).
Искусство филигранных побрякушек.
Свободный (но при этом слегка старомодный) джаз.
Интенсивный, но не запутанный. Ясные формы и лаконичность вообще крайне редко встречаются в современном джазе.
Короткий альбом: четыре пьесы в исполнении четырёх разных дуэтов. В каждом дуэте играют саксофонист и контрабасист.
Ноэля Акшоте тут нет, он выступил в роли продюсера.
«Alike Joseph» (Rectangle, 1999)
«Simple Joseph» (Rectangle, 2001)
«Perpetual Joseph» (Rectangle, 2001)
Джозеф-трилогия Ноэля Акшоте.
Тихий, монотонный, еле-еле модулированный электронный нойз.
«Alike Joseph» кажется на первый взгляд самым интенсивным и настойчивым альбомом из трёх. Очень хороший. Одна из самых высоко мной ценимых гуделок.
Ноэль вообще не хотел говорить об этой музыке, дескать, это сфера интимного.
Но потом сказал, что этот проект как раз и отмечал его разрыв с джазом. Он перестал играть на гитаре, не хотел к гитаре прикасаться.
Оттого эта музыка сделана с отношением к гитаре как к эротическому объекту, к которому не прикасаются руками.
Причём здесь Джозеф?
Ноэль пояснил, что Джозеф (Иосиф) был мужем Марии, но к ней как раз не прикасался.
январь 2005