Шапки и танцы
Монк носил самые разнообразные головные уборы, которые покупал в своих многочисленных зарубежных турне: среди них были и шерстяные вязаные лыжные шапочки, и ковбойские шляпы, и - особенно им любимая - чёрная шёлковая шапочка с красным помпоном из Индонезии, и австралийские кожаные шапки из шкуры кенгуру, и вьетнамские конусообразные сооружения, сплетённые из травы, и баварские охотничьи шляпы из фетра с узкими полями и с обязательным пёрышком дикой утки. Иногда Монк появлялся перед зрителями в бутафорской короне или в кипе, которую привёз из Израиля.
Музыкант никогда не здоровался с публикой, не объявлял названия пьес, не благодарил за аплодисменты, а закончив выступление попросту удалялся со сцены как будто ничего не произошло.
Ещё одной большой странностью была его непонятно откуда взявшаяся манера танцевать во время концерта. Отыграв тему, Монк как медведь-лунатик вставал со стула и отправлялся в путь по сцене, слегка приплясывая, раскидывая руки в стороны и время от времени вращаясь. Первое время саксофонист Чарли Роуз не знал, как ему реагировать, когда шеф ходит вокруг него кругами, но потом Монк пояснил, что проверяет прочность ритма. Теперь Роуз знал: если Монк танцует, значит в музыке присутствует свинг и концерт протекает успешно.
Иногда Монк подходил близко к краю сцены, невидящими глазами смотрел в зал и медленно качался из стороны в сторону. У слушателей было ощущение, что он вот-вот упадёт им на головы. Но Монк каждый раз удерживал равновесие. Первым музыкантом, который стал прыгать со сцены в зрительный зал, ломая себе при этом кости, был, как известно, Игги Поп - солист панк-группы The Stooges.
CBS
Концерн CBS, делавший большие деньги на Майлсе Дэвисе и Дэйве Брубеке, уже давно присматривался и к Телониусу Монку. В 1961-м тот избавился от своего долга фирме Riverside, которая вместо причитавшихся ей студийных альбомов согласилась выпустить несколько пластинок с записью концертных выступлений Монка в Европе.
Записи, сделанные концерном CBS, отличаются очень высоким качеством и почти полным отсутствием какой-либо концептуальной идеи. Монк вновь и вновь записывал свои старые пьесы, а продюсеры CBS по своему усмотрению составляли из них новые альбомы. Так же поступали и с концертными записями: на одной пластинке объединялись фрагменты самых разных концертов. На всех пластинках - и концертных, и студийных, звучат либо заезженные стандарты, либо не менее заезженные пьесы самого Монка десятилетней и двадцатилетней давности.
По-прежнему в отдельных пьесах можно было встретить живые и интересные соло Монка и Чарли Роуза, но ничего принципиально нового не происходило.
Критики упрекали Чарли Роуза за однообразие его манеры и за то, что его соло состоят из одних лишь штампов. Но он тысячи раз играл один и тот же набор из полторы дюжин пьес. Удивительно, что ему хоть иногда удавалось выдать что-нибудь живенькое.
Time
В 1963-м журнал «Тайм» главную тему одного из своих номеров решил посвятить Телониусу Монку.
Более тридцати раз журналисты интервьюривали музыканта, буквально по одному слову выжимая из него сведения о его взглядах.
Портрет Монка для обложки изготовил художник Борис Шаляпин - сын знаменитого певца. Борис Шаляпин был мастером приторного салонного фотореализма (типа Шилова) и изобразил Монка за четыре сеанса. Тому же понадобилась целая неделя, чтобы разучить имя художника: Шаль-я-пин.
Назначенный на 29 ноября выход журнала был отменён: за неделю до того застрелили президента Кеннеди, и вместо Монка обложку журнала заняла голова нового президента Линдона Джонсона. Монк отреагировал на это событие тем, что стал носить ковбойскую шляпу марки Стетсон, в которой фотографировался Джонсон.
«Тайм» с Монком на обложке появился лишь год спустя - в ноябре 1964-го.
Обширный материал был хорошо подобран, из Монка удалось выудить много чего интересного. Скажем, он уверял, что никто на него не повлиял, ни Колтрейн, ни Эллингтон, главный источник его вдохновения - он сам. Монк порицал свободный джаз за хаотичность, бессистемность и отсутствие свинга, но при этом отмечал, что он сам делал подобную музыку ещё двадцать лет назад.
Пионера свободного джаза саксофониста Орнетта Коулмэна он охарактеризовал как «гоняющего за сенсационностью разрушителя традиции». Дескать, каждая пьеса должна рассказывать какую-нибудь историю.
На вопрос, почему он сам не пишет новых пьес, Монк ответил, что публика ещё не научилась слушать его старые произведения. Он сказал, что избегает слушать музыку других музыкантов, не читает книг и газет, зато смотрит телевизор. Монк заявил, что он не интересуется исламом, абсолютно аполитичен, не имеет никакого понятия о расовых проблемах и не считает, что его музыка имеет какое-то отношение к цвету его кожи.
Журнал «Тайм» честно написал, что Телониус Монк пьёт и принимает наркотики. Многие критики и музыканты сочли это упоминание за прямую нападку на джаз, но самому Монку было всё равно.
Конец
К концу 60-ых стало ясно, что Телониус Монк занимается непрерывным самоповторением. Стандартный набор его пьес, его дурацкие шляпы и медвежьи танцы всем смертельно надоели. Джазовая мода определённо сдвинулась в сторону свободного джаза, а вкусы масс - в сторону поп и рок-музыки. Концерн CBS предложил Монку записать альбом песен The Beatles и даже прислал человека, который должен был помочь Монку разобрать ноты. Композитор почувствовал себя оскорблённым и больше не хотел и пальцем пошевелить для концерна. А тот и не настаивал.
В 1970-м Монка покинул его саксофонист Чарли Роуз. В новых - недолговечных - ансамблях Монка иногда стучал на барабанах его сын Телониус.
На вопрос журналиста: «В чём состоит смысл жизни?» музыкант ответил: «В смерти».
В 1971-м в составе ансамбля «Гиганты джаза», состоявшего из ветеранов бибопа, Монк отправился во всемирное турне. Вышедшие из моды гиганты джаза заколачивали деньгу. Монк месяцами не разговаривал со своими коллегами.
Во время лондонских концертов в 1971-ом году он записал три потрясающих альбома для маленькой фирмы Black Lion, которые стали его последними записями.
Последний концерт Монка состоялся летом 1976-го.
Больной, смертельно усталый и ко всему безразличный композитор жил в нью-йоркской вилле баронессы Панноники де Кёнигсвартер. Он постоянно молчал, не подходил к роскошному роялю и никого не принимал.
Лишь его жена Нелли приходила каждый день, чтобы сварить обед. Сын Монка говорил, что отец превратился в растение. Что именно случилось с композитором, никто не знал, многочисленные врачебные обследования ничего не дали. Было похоже, что Монку надоела музыка, надоели люди, надоела жизнь. В доме баронессы де Кёнигсвартер он провёл восемь лет.
17-го февраля 1982-го года Телониус Сфиер Монк скончался, не приходя в себя после инсульта.
Blue Monk
Вот, собственно, и вся история. Наверное, стоит добавить, что извлёк её я из книги Жака Понцио и Франсуа Постифа (Jacques Ponzio, Francois Postif) «Blue Monk» – «Грустный Монк». Так называлась одна из его пьес.
Кстати сказать, я вовсе не уверен что авторы биографии Монка не преувеличивают революционное значение его музыки для истории джаза. Много раз повторяющийся в книге пассаж типа «Монк научил своему ритму и своим аккордам Диззи Гиллеспи, Чарли Паркера, Джона Колтрейна и тем самым определил направление развития джаза» вызывает, честно, говоря, большие сомнения. Наверное, было бы правильнее говорить, что Монк в числе многих прочих кое-как повлиял на кое-кого.
Сложный вопрос – играл ли Монк коммерческую музыку. Он вроде бы наотрез отказывался смягчить свой радикальный подход: от гладкого и виртуозного стиля Оскара Питерсона угловатая и колченогая музыка Телониуса Монка отличается сильно. Но записи Монка в целом звучат для сегодняшнего уха вполне нежно, романтично, выразительно, напевно и вполне традиционно, совсем не экспериментально, не агрессивно, не радикально. Монк был, конечно, сумасбродом, но сумасбродом с человеческим лицом.
Часто кажется, что Монк близко-близко подходит к некоторой границе, топчется у неё несколько секунд, а потом неизменно возвращается назад.
Монка можно сравнить с художником Пабло Пикассо – оба были примитивистами, оба были лириками, слухи об их авангардности и непонятности были сильно преувеличены.
Безусловно, мы не воспринимаем сегодня Монка так, как воспринимали его современники, с сегодняшней точки зрения страсти вокруг авангардистов-неумех кажутся не более чем историческим курьёзом.
То есть получается, что когда-то казавшаяся революционной и радикально не похожей ни на что другое музыка Монка сегодня перестала резко выделяться на общем фоне и потеряла свою ауру?
И зачем нам тогда её слушать?
Сложный вопрос. Мне кажется, на Монка – как и на любого значительного художника – надо настроиться, надо к нему притерпеться, надо освоиться в его пространстве. И тогда – хотелось бы верить – откроется своеобразие, ирония, странность, которые этой музыки присущи. Тогда начнёшь точнее отмечать, что в ней обычно и нормально, а что – необычно.
Когда я думаю, какие из многочисленных записей Монка мне дороги, какие я мог бы искренно порекомендовать, я понимаю, что моё отношение к Монку крайне противоречиво. Я считаю его поздний период (то есть 60-е) постоянным повторением одного и того же, но кажущиеся мне интересными записи – в числе поздних.
Более того, мне нравятся не столько какие-то альбомы, или даже отдельные пьесы – но скорее, некоторые фрагменты некоторых пьес. Как правило, это импровизация Монка после того, как отдудел саксофонист Чарли Роуз.
Монк превращает тему пьесы в её эскиз, в набор линий, чёрточек и акцентов, которые висят в пустоте, забыв о том, откуда они взялись.
Похоже, что в своих соло-пассажах Монк продолжает играть партию сопровождения, мы просто не слышим плавно солирующий инструмент. Возможно, Монк дудит мелодию себе под нос, а его фортепиано время от времени ставит акцент: эх! вот-вот! пам!
Моменты, когда соло пианиста незаметно превращается в сопровождение импровизации басиста, мне кажутся особенно интересными: на какое-то мгновение становится неясно – кто на переднем плане, кто на заднем? Где лицо музыки, где её подпорки? Где предмет, а где фон? И что вообще нарисовано?
Когда же появляются тянущиеся звуки духовых инструментов, они без остатка заполняют причудливые и угловатые паузы, оставляемые Монком, и всё вместе становится куда как менее захватывающим.
Таким образом, самый интересный Монк – без саксофониста? Похоже, что да.
Любопытным образом, многочисленные соло-альбомы Монка тоже не столь интересны – в них Монк часто играет на своём фортепиано одновременно и сопровождение, и солирующую партию, то есть компенсирует отсутствующего саксофониста.
И получается, что самый интересный Монк начинается, когда саксофонист в пьесе был, но вот только что завершил свою партию.
На альбоме «Monk’s Dream» 1963-го года это неплохо видно.
Сольный альбом, переизданный в виде двойного CD с вариантами пьес.
Монк играет грубо, сочно, угловато.
Двойной CD «Always Know», на котором собраны всякие пьесы Монка, не вошедшие на разные концертные альбомы. Это сборник остатков и обрезков. Слушается довольно разнообразно.
Монк играл со многими барабанщиками, но кажется, что только Фрэнки Данлоп понимал, чего добивается маэстро. На некоторых записях игра Фрэнки Данлопа напоминает мне то, как школьники изображают барабанщиков, колотя учебником по парте. К тупому и давящему биту Данлоп изредка добавляет иррациональные сбивки и в целом держит бит сдвинутым относительно акцентов фортепиано, оттого музыка оставаясь примитивной получает напряжение и даже выверт.
Это три компакт-диска.
Пьесы, в которых стучит барабанщик Арт Блейки, этим Артом Блейки испорчены, он не слышит Монка и гонит его вперёд по ровной и накатанной дороге. Но Монк без сопровождения – задумчив, угловат и силён. С этой записью связана душеразрывающая история.
Когда всё было записано, звукотехник послушал плёнку и расслышал тихий, сухой и резкий стук – как будто некоторые клавиши рассохлись и заскрипели. Фортепиано, разумеется, было в порядке, оказалось, что по клавишам стучат длинные ногти Монка.
С этим невозможно было смириться, это был явный дефект.
Монку острили ногти и попросили перезаписать все пьесы ещё раз. Что он и сделал. А дефектную плёнку со звуком его ногтей просто стёрли.
Когда я слышу выражение «высокий стандарт студийной звукозаписи», я всегда вспоминаю эту варварскую и издевательскую сцену стрижки ногтей Телониусу Монку.
октябрь 2004