Вход во Дворец Культуры.

На площадке между вторым и третьим этажами висит яркое панно, прославляющее дружбу народов. Запах музейный, тишина. Кажется, жарким августовским днем наверху никого быть не может.

Дверь сразу направо от лестницы открыта. Как указывает табличка, это городская взрослая библиотека №4. Под пластиковой табличкой – картонное объявление. Оно приклеено скотчем. Работники библиотеки извещают о том, что с 1 июля они перешли на летний режим работы. Как ни странно, общее количество рабочих часов при этом не сократилось, просто воскресенье и суббота поменялись местами. Летом выходной – воскресенье, а не суббота.

Слева за конторкой сидит молодая библиотекарша, но мы сначала сворачиваем направо: там застекленный стенд, приуроченный к 75-летию со дня рождения и 30-летию со дня смерти Василия Шукшина.
Верхняя полка – самая главная. Вырисованная от руки цитата из кинорежиссера Сергея Герасимова находится повыше, буквы побольше: это первое, что бросается в глаза посетителю. Сообщается о том, что Шукшин был прост, но это высокая простота. Чересчур доверчивого человека можно назвать лохом, а «верящего в людей необыкновенно» – вряд ли.

Андрей Горохов: Кажется, Герасимов хотел сказать, что норма - верить в людей умеренно, не доверять людям. И всё равно не понятно, что он имел в виду. «Городским» Шукшин не доверял.

Газетный разворот. Название статьи продублировано на приколотой карточке: «Все женщины Шукшина хотели родить от него [о женщинах Шукшина] // Кировец - 2000 - 7 октября. Статья четырехлетней давности, опубликована в местной газете: о ней, скорее всего, помнили и специально вынули из подшивки. Штампы желтой прессы, проникая в пространство памятного стенда, теряют установку на скандальность. Складывается впечатление, что библиотечные культуртрегеры имели в виду не столько женщин, с которыми Шукшин делил постель, сколько муз-вдохновительниц.

АГ: Мне этот стенд сейчас видится как оппозиция «обычного имиджа» Шукшина, подкреплённого цитатой из Герасимова, и имиджа тайного: а оказывается, Шукшин был сердцеед, hearthbreaker, сексуальный символ... как Пушкин или Элвис Пресли. Во они какие, наши трактористы!

Я вижу в стенде не столько оппозицию, сколько конструирование образа Шукшина по пушкинскому образцу: и высокий поэт, и бабник еще тот. Первая часть заголовка явно отсылает к губеровской книжке – «Дон-жуанский список Пушкина». По логике стенда, «талантливая жизнь» складывается из поэтической неотмирности, некоторой даже житейской неприспособленности – и бонвиванства.
Слова «родить от него» в заголовке статьи закрыты бумажкой с цитатой.

АГ: Возможно, заклеивание части заголовка связано с неодобрением деторождения школьницами? То есть фривольность с точки зрения библиотекарш не в том состоит, что у Шукшина было много женщин, а в том, что они хотели от него рожать?

Да, это похоже на правду, хотя звучит парадоксом. Возможно, к тому же, здесь есть оттенок «Quod licet Jovi...» Блядство как поэтическая добродетель. Мы-то, дескать, нормальные люди, не поэты, нам всё это ни к чему.
Справа – еще одна газетная статья. «Когда-нибудь я вернусь на родину навсегда». Калейдоскопичность «талантливой жизни», богатой сексуальными и художественными подвигами, подытоживается резкой интонационной сменой. Заголовок статьи можно понимать по-разному. То ли Шукшин хотел бросить кино и литературу и вернуться в родное село, то ли намекал на то, что будет похоронен именно там. В любом случае, ясно, что сердце его принадлежит не столице.
На средней полке – три раскрытых книги с шукшинскими рассказами. На нижней – четыре закрытых, крайние – на самом деле одна и та же книга. Все книги потрепанные, Шукшин и впрямь пользуется (или раньше пользовался) спросом.

На противоположной от входа в библиотеку стене – портрет Горького в образе бога-громовержца. Портрет резко контрастирует с тихим библиотечным пространством: это намек на то, что книги – серьезное орудие преобразования жизни, а не просто набор увлекательных сюжетцев. Горький молод. Судя по выражению его лица, он по-буревестнически призывает стихию. Черный фон мог бы в этом случае означать предвечный хаос, а молния – революционное творение нового мира. На книжном столике под бушующим Горьким стоит огнетушитель. Со стороны эта ситуация выглядит явным, но ненамеренным каламбуром.

АГ: Огнедышащий Горький и рядом с ним настоящий огнетушитель напоминают инсталляцию московских концептуалистов. "Московский концептуализм" вообще был очень литературен, а каламбур – это типичный для него прием.
Но, кстати, тут присутствует не только "московский" концептуализм, но и "настоящий", то есть американский.
Известно классическое произведение concept art - у стены стоит стул, а на стене висит фото в натуральную величину этого же стула у этой же самой стены (автор, кажется. Джозеф Кошут). Смысл - в подчёркивании контраста между реальным предметом и его изображением, которое является в свою очеред предметом. Эта "концепция" восходит к картине Рене Магритта, изображающей курительную трубку, под которой написано "Это не трубка": дескать, изображение предмета - не есть предмет.
Так вот, под портретом Горького на стене висит изображение огнетушителя!
Оттого всё вместе можно понять как встречу двух концептуализмов.

Стрелочка указывает на «запасный выход».

Налево от входа, рядом с конторкой библиотекарши – платный абонемент. Здесь хранятся пользующиеся спросом издания: детективы, женские романы, журналы по рукоделию. Стоимость чтения одной книги – 2 рубля в день. Наверху – круглые портреты писателей из школьной программы, вклеенные в конструкцию, очень похожую на кафельную плитку. Классики смотрят на то, что творится под ними – в платном абонементе – с явным укором.

Читальный зал. На стене – бумажные репродукции русской живописи. На тумбочке с алфавитным каталогом – наглядная агитация. «Наркотик разрушает тело, а страсть к наркотику опустошает душу». Обозначенная в заголовке схема выглядит довольно абсурдно – ситуация наркомании дробится на два независимых друг от друга, но шагающих в ногу процесса. Это то, что в англоязычной философской литературе называется mind-body dualism (дуализм души и тела): жесткое противопоставление двух отдельных субстанций, из которых якобы состоит человек. Далее следует много написанного от руки текста на эту тему.
В случае с подобными агитматериалами всегда непонятно, что с ними делать и как использовать. Взять в руки – вроде бы нехорошо: похоже на музейный экспонат. Встать рядом и почитать – как-то нелепо. Да и что там, собственно, читать? Понятно, что писано «для галочки», а не «по велению сердца».
Сбоку – маленькая стопочка «Для тебя, студент» с неясным содержимым. Студент, видимо, учится в Кулебакском Металлургическом колледже. Но там своя библиотека. Или имеется в виду студент, приехавший на родину на каникулы? Трудно предположить, что он доберется до предназначенной ему стопочки.

«Кулебаки – вчера, сегодня, завтра». Видимо, это вечный стенд. Верхняя полка – это вчера. То, что ниже – сегодня и завтра. Вырезки из газеты металлургического завода «Кировец» (исторического и жизнеутверждающего содержания) и две брошюры. Белая наверху – «История Кулебак» местного краеведа В.А. Чижовой. Зеленая внизу – «Знатные люди Кулебак».

На стенах – портреты классиков русского белль-леттр.
Два основоположника – «критического» и «социалистического» реализмов. Горький здесь постаревший и успевший стать литературным истеблишментом. Все бури, громы и молнии – в прошлом. Он с прищуром смотрит на подрастающую смену, утверждая своим ровным спокойствием незыблемые ценности школьной программы. Внизу, между портретами, расположен литой бюст Пушкина. Мы – в литературном капище.

АГ: Портреты классиков овальные в тонких овальных же рамках. Единственный, кто удостоился прямоугольной рамки - Чехов. Его портрет - самый крупный по размеру. Классики висят на боковой стене, Чехов расположен по оси вытянутого зала. Чехов занимает место самого главного. Неуверенность портрета в занимаемом им месте выражается в том, что портрет не висит на стене, а стоит на шкафу.
Возможно, портрет Чехова как предмет чем-то дорог администрации библиотеки.

Древние номера журнала «Радио» пользуются неизменным успехом, поэтому их не списывают. Городской радиозавод закрыт, но радиолюбители остались.

Красная полоска на зеленом полу. Видимо, здесь раньше тоже стояли книжные полки.

АГ: Здесь стоял книжный шкаф, Но здесь же и кончаются доски пола, значит, здесь была стена или перегородка. За ней раньше размещался спецхран или запасник.
Сегодня библиотека состоит из последовательности или даже иерархии пространств.
Вся библиотека формально размещена в двух параллельно расположенных вытянутых комнатах.
При входе - шкаф с платной литературой (женскими и криминальными романами) и стол с девушкой. Для большинства посетителей это достаточная глубина проникновения в мир литературы - два метра вглубь от двери.
Дальше идут шкафы с книгами, в которых можно свободно рыться (эти шкафы изображены на фотографии с Горьким и огнетушителями).
В параллельной комнате - огромный якобы читальный зал, производящий впечатление музейного - живописные портреты писателей, каталог. Помещение для посвящённых (масонская ложа русской литературы?) - и портреты поярче, покрупнее и пожирнее, и чёрный бюст Пушкина, ценность которых обычные постетители не понимают. Только посвящённому может придти в голову искать книги в систематическом каталоге (вместо того, чтобы посмотреть на полке или спросить библиотекаршу).
Но и это не последняя ступень посвящения.
Дальше торжественного зала посетителям заходить нельзя.
Именно на границе зала стоит шкаф с журналами "Радио". Библиотекарши к нему никого не подпускают, но он стоит в запретной зоне самым первым - чтобы за "Радио" было не далеко ходить.
Ещё глубже - след старой стены.
Ещё глубже - самый глубокий и ценный спецхран. Книги ценные, которые никому никогда не выдают и которыми никто никогда не интересуется. Ещё дальше у стены - пустые шкафы.

В спецфонд библиотеки – ее святая святых и мертвый груз – молодая библиотекарша поначалу не хотела нас пускать, но потом сдалась.
Здесь в запертом шкафчике хранятся старые книги. «Вселенная и человечество». Том пятый, остальные тоже в наличии.

Машинописные экземпляры театральных пьес рассылались по народным театрам отделом распространения драматургических и эстрадных произведений при ВУОАП (Всероссийское управление по охране авторских прав). Теперь они лежат в спецхране.

комментарий: Василий Шевцов

фото: Андрей Горохов