Обложка альбома понравилась мне сразу – глядящее на нас в упор из тёмно-красной темноты, не лишённое некоторой одутловатости, курносости и конопатости девичье лицо, на котором вместо глаз – два нарисованных столба пламени – примерно такие, какие рисуют на боках мотоциклов Харли-Девидсон. Пламя похоже на плоские оранжевые оленьи рога, как бы вырезанные из картона. Они растут прямо из глазниц.
К альбому приложена книжица с текстами и картинками. Все они - грубо сделанные, но любопытные: начинается всё с земного шара, на горизонте которого нарисованы два огромных сине-красных сердца, соединённых друг с другом аортами и венами, причём эти аорты и вены завиты в спирали. Называется песенка соответствующе – «Используй своё сердце в качестве телефона».
А альбом называется «Суки без штанов».
А вот ещё одна картинка... текст гласит «Я чувствую твоё сердце, я чувствую твоё сердце»... изображена встреча влюблённых в аэропорту. Они стоят между двумя рядами ограждений. Некрасивая толстая девушка с закрытыми глазами протягивает руку и сквозь кровоточащую дырку в груди бородатого и длинноволосого мужчины щупает его сердце. Мужчина держит в руках свой билет, на его спине – рюкзак.
Быстро замечаешь, что на картинках, напоминающих какие-то аляповато раскрашенные органически-резиновые структуры, разрастаются несимпатичные курчавые волосы, образуются подозрительные проёмы, вырастают хулиганские отростки, капают зелёные капли. Комментарии – то есть тексты песен - не оставляют никакого сомнения, что мы имеем дело с малопристойным комиксом.
Вот пример попроще и попристойнее.
Изображены женские груди, охваченные огнём, надпись поясняет – «мои груди горят огнём». Юноша хватается за голову и тычет пальцем в огромные груди, покрытые черными горизонтальными полосами, напоминающими раскраску зебры: что это за полосы?
Разгадка проста: мы – в Boob-A-Q, то есть в гриль-забегаловке, где жарят, а потом подают с кетчупом и майонезом женские груди.
Хотя проект называется очевидным мужским именем – Кевин Блехдом, музыка, а также картинки – дело рук 25-летней американки Кристин Эриксон.
Она некоторое время жила (и занималась музыкой) в Сан-Франциско, а с недавних пор переселилась в Берлин.
На самом деле, она собиралась давать концерт в Москве, но из-за трагических событий в театральном центре, где шёл «Норд-Ост», её концерт был отменён. Кристин не знала, куда ей податься, кто-то пригласил её приехать в Берлин, и она там так и осталась, назад в США больше не полетела. Она вроде бы так и живёт в Берлине с одним чемоданом.
На вопрос, чем отличается музыкальная жизнь в Берлине от жизни в Сан-Франциско, Кристин отвечает, что в Сан-Франциско на первом месте стояла музыка из переносного компьютера, ещё важнее была тесная связь с диджеями и клубами.
«Самые радикальные лэптоп-музыканты элементы музыки, звучащей в клубах, ставили с ног на голову, комбинировали их по новому, чтобы всё вместе зазвучало странно. В Берлине же в настоящее время всё внимание концентрируется на певцах, которые используют электронную музыку в качестве фона».
Вообще же, Кристин очень рада, что оказалась в Берлине.
«В Сан-Франциско я должна была каждый день ходить на работу, и каждый отпуск я использовала для того, чтобы ездить в турне. Это было очень напряжённо и совсем невесело. Я хотела многое предпринять, но у меня не было времени. Когда я приехала в Берлин, у меня возникло ощущение, что я наконец могу прожить на те деньги, которые я зарабатываю как музыкант. Поначалу это казалось мне абсурдным: мне платят за выступления! в Америке ты не получаешь деньги за концерты. Это просто счастье, что я здесь, я часто думаю, что мне не может везти так долго, и это счастье скоро закончится.
Если ты в Америке хочешь иметь свободное время, чтобы заниматься творчеством, ты должен или иметь богатую семью, или поступить в колледж и взять кредит в банке. Ты покупаешь себе время для творческой работы. У тебя есть четыре года, когда ты можешь делать всё, что хочешь, но потом ты должен банку 40 тысяч долларов. Это не очень практично».
Большое влияние на Кристин Эриксон оказал Jad Fair, с которым она вместе ездила в турне. Джед Фэар – мастер примитивно сделанной, но крайне последовательной в своём безумии и абсурде музыки.
Кристин: «Многие музыканты – на самом деле просто обычные люди, они занимаются своими делами, и часть своего времени уделяют творчеству. Так сказать: а вот теперь я – художник. Это как посещение некоторой зоны, попадать в которую ты себе время от времени разрешаешь. Джед – художник без пауз, 24 часа в сутки, семь дней в неделю. Раньше я такого не видела, это произвело на меня очень большое впечатление».
Огромное впечатление на Кристин оказал и знаменитый тезис Джеда – вовсе не нужно в совершенстве владеть своим ремеслом (имеется в виду музыкальное ремесло), чтобы иметь право импровизировать и сочинять музыку.
Джед Фэар – остроумный и ироничный анархист-изобретатель.
Кристин Эриксон, наоборот, попробовала музыкальный пирог с совсем-совсем иного угла, строгого и жёсткого.
Кристин пела в госпел-хоре и изучала классическое фортепиано. Учительница была строга, она даже распоряжалась, что девушка должна носить туфли с высокими каблуками и юбку. Прическа тоже была регламентирована. Регулярно после урока фортепиано Кристин рыдала. Сегодня она воспринимает эти уроки как побег от реальности, с которой она в юности не могла справиться.
Любопытно, что её никто не заставлял играть на фортепиано, её родители были очень толерантны. Мать предоставляла дочери решать, что ей хочется больше – убирать в своей комнате или играть на инструменте. «Поэтому сегодня у меня дома – сущая помойка, зато у меня всегда хватает музыки», - смеётся Кристин.
Поступив в колледж, она продолжила изучать музыку: высокий авангард и академическую экспериментальную музыку 20-го века. Она до сих пор любит таких композиторов как Бах, Шуман и Шёнберг. А Моцарта – не очень.
В свои студенческие годы она относилась к року, как к шутке, как к весёлому времяпрепровождению. Была у неё и собственная рок-группа Adult Rodeo – именно с ней она ездила в турне с Джедом Фэар.
Движение феминистически настроенных девичьих панк-групп 90-х, так называемых rrriot girls, она не заметила, то есть узнала об их существовании слишком поздно.
В колледже Кристин Эриксон занималась электронной музыкой, научилась программировать в среде Max/Msp. Во время одного из концертов она завела свою музыку, когда выступавшая перед ней студентка ещё не до конца заглушила свою последний трек – это обычная практика и у диджеев. Идущие параллельно треки так хорошо друг к другу подошли, что девушки решили объединить усилия.
Поскольку её новая подруга Бевин Келли присвоила себе псевдоним Блевин Блектум, Кристин назвала себя Кевин Блехдом. А их совместный проект стал называться Blectum From Blechdom. Идея была в том, что слушатели и журналисты не догадаются, что за двумя слоями псевдонимов и мужских имён скрываются представительницы прекрасного пола. Эта тактика себя оправдала.
Blectum From Blechdom просуществовали три года, выпустили несколько альбомов и развалились. Приз фестиваля Арс Электроника осенью 2001 года девушки получили, уже будучи не в состоянии выносить друг друга. Они прошли даже курс групповой психотерапии, их дуэт это, однако, не спасло.
Кристин хотела делать странный поп и петь, Келли хотела продолжать заниматься интеллектуальной электроникой с большим количеством нойза.
Проект Blectum From Blechdom был довольно анархичным предприятием, девушки использовали два несинхронизированных лептопа, то есть два постоянно расползающихся источника звука. Кристин говорит, что применяли фильтры и регулировали громкость отдельных дорожек они крайне халатно. Когда им указывали на явные ошибки, они отвечали, что это их стиль и творческий метод. Не было у них и никакого представления о том, чего они хотят своей музыкой добиться и куда собираются двигаться.
Надо понимать, что то же самое относится и ко многим прочим музыкантам, только Кристин говорит об этом прямо.
Сегодня музыка дуэта Blectum From Blechdom, скажем, образца 1999-го года кажется не столько экспериментальной, сколько живой, неуравновешенной и восторженно-всеядной.
«Для моего сольного альбома, – говорит Кристин – я отфильтровала всё, что до сих пор написала. «Bitches Without Britches» - это попытка собрать всё самое доступное, что я делала, в один проект. Я хотела сделать исключительно поп-альбом. Экспериментальные композиции часто просто слишком неудобоваримы для широкой публики, их не воспринимают даже мои ближайшие друзья. Иногда они действуют мне самой на нервы».
Среди многих вещей, которыми изумляет альбом «Bitches Without Britches», - банджо. Банджо-риффы звучат как прямое издевательство над электронной музыкой, есть там и аккордеон, и лютня.
Сама Кристин воспринимает банджо как нечто само собой разумеющееся, она научилась играть на этом инструменте, ещё когда ей было 13 лет. Долгие годы он висел на стене без дела. «Проведя столько времени за компьютером, я захотела опять играть на настоящем инструменте. На чём-то, что можно просто схватить и поехать вперёд, без того, чтобы сначала долго разгребать свободное место на жёстком диске своего компьютера».
В любом случае, альбом «Bitches Without Britches» воспринимается как вызов минималистической, серьёзной и холодной электронике, которой, как известно, занимаются серьёзные и холодные юноши, стремящиеся возвысить свои души до высот стерильной сентиментальности и гармонии.
«Bitches Without Britches» - даже не вызов, а непристойная шутка, не к месту рассказанная на высоком собрании менеджеров IDM.
«Bitches Without Britches» дёргается, вертится, подвывает, бренчит и несётся вперёд свиным галопом. Он грязен, судорожен и горяч. Местами он начинает напоминать бродвейский мюзикл. Он странен, он вызывает недоумение. Слово «сердце» рифмуется на нём с «половыми органами».
Есть на нём и синтезаторы, и ритм-машины, и зацикленные шумы невнятного происхождения, но прежде всего – всё это на редкость остроумно аранжированные непристойные и истерические песни в техно-кантри-стиле.
На вопрос о сексапиле в электронной музыке, Кристин честно отвечает, что как и везде sex sells, то есть секс помогает привлекать внимание к продукту. Дескать, электронная музыка вступила в период взросления и коммерциализации. «Я не думаю, что сексапил куда-то пропадал, сегодня возник новый способ его презентации, поэтому люди стали больше обращать на него внимание».
Немало повлияли на Кристин и её родители: и отец, и мать – художники, которые никогда не видели успеха. Её отец рисовал карикатуры и комиксы, которые он пытался продать в такие журналы как Playboy и Hustler – то есть его рисунки были скандальными и сексуально извращёнными. «Родители от меня ничего не скрывали, я всё видела, что они рисуют... но лишь через много лет поняла, что именно там нарисовано. То есть в домашнем хозяйстве, в котором я выросла, всегда присутствовал некоторый обертон сексуального безумия и ненормальности».
Ещё одна замечательная песенка, сопровождаемая не менее изобретательной картинкой:
«С тех пор как я пользуюсь спреем для рта Бинака,
мне не приходится больше чистить свои зубы.
С тех пор как я пользуюсь спреем для волос,
Мне больше не надо причёсываться.
С тех пор, как мне исправили форму носа,
Мне не надо сморкаться,
С тех пор как я использую затычки для ушей,
Мне больше не надо мыть мои уши,
Потому что я свободна,
Свободна от гигиенической ответственности!
С тех пор как у меня наступает менструация
Я больше не должна покупать красные трусики,
С тех пор как мне исправили форму груди,
Мне больше не надо писать хороших песен,
С тех пор как мне завязали узлом маточные трубы,
Мне больше не придётся переживать аборты...»
Кристин Эриксон: «Это не столько жанр, сколько подход к созданию музыки, который я не одобряю. И я вовсе не хочу его изничтожить, потому что он вдохновляет меня двигаться в противоположном направлении.
Я имею в виду в высшей степени серьёзное к себе отношение. Я впадаю в отчаяние, когда слышу музыку, которая относится к себе слишком серьёзно. Если музыка упускает шанс повалять дурака, показаться смешной, я не могу её выносить. Я люблю рискованную и «небезопасную» музыку».
И ещё одна цитата из Кристин Эриксон: «Больше всего я бы хотела, чтобы в мире распространилось открытое и свободное восприятие музыки... и ещё я бы хотела узнать, что именно слушают люди. Меня всегда интересует, что именно ты слушаешь, когда ты слушаешь новый трек или отправляешься на концерт. Иногда я испытываю шок, когда узнаю, на что люди на самом деле обращают внимание, что они на самом деле слышат, если они вообще что-то слышат».
август 2003