НЕМЕЦКАЯ ВОЛНА
М У З П Р О С В Е Т

 


Знаменитый московский музыкальный журналист Алексей Мунипов пишет в своей рецензии на последний альбом Бернда Фридмана:
«Немецкий электронщик Бёрнт Фридман (Flanger, Nu Dub Players, Drome), знающий толк в программировании звука, задумал выпустить альбом о любви. "Ритмической поэзией Амура" назвал он свой проект и поехал с переносным магнитофончиком по свету: в Швецию, Германию, Австралию, Чили и Непал. В Париже поэт Блэк Сифичи читал ему в микрофон свой рассказ "Щипцы любви". В Гетенбурге певец Маркус Яан из спид-металлической команды Psycore рассказывал историю бедного клерка, которого бросила подружка. В Кёльне ему играли на гитаре, в Чили выщелкивали сложный ритм...»
Стоп.
Дочитав до этого места, я вздрогнул. "В Кёльне ему играли на гитаре"? Можно подумать, что много в Кёльне гитаристов, и в Дюссельдофе их много, и в Бохуме... вот кто-то из них и изображает нечто «фанк-космическое» на альбомах Бернда Фридмана.
Но я-то хорошо знаю, кто это "играет в Кёльне на гитаре" - Йозеф Сухи, знаю я и то, что мастеров такого класса как он - очень-очень мало.
Йозеф - гитарный колдун и виртуоз-импровизатор.
 

Йозеф худ, остронос, колючеглаз и улыбчив. Ему уже сорок четыре года. Похоже, что его серо-соломенного цвета волосы раньше были куда длиннее. Он говорит быстро, громко, очень открыто и много шутит. Впрочем, весельчаком я бы его не назвал, я не раз видел его устало и как-то невыразительно глядящим в пустоту. В облике Йозефа, вообще, есть что-то средневековое, на гравюрах Альбрехта Дюрера порой встречаются такого сорта персонажи: костлявые, длинноволосые, с резкими выразительными морщинами и немножко дикие.

Я заявился к Йозефу в его жилище, а живёт он в перестроенном чердаке, это просто одна не очень большая комната, забираться в неё надо по скрипучей и очень крутой деревянной лестнице, уставленной гитарными кофрами. Когда моя голова поднялась над поверхностью пола, я увидел прямо перед собой раскрашенную деревянную индийскую скульптуру, изображающего танцующего бога довольно яростного вида. Кругом - стоящие перед входом ботинки (хозяин бос), какие-то индийские тряпочки, низкий индийский же столик, на нём - тлеющие палочки, распространяющие неземной аромат... «Так, - подумал я, - нойз-гитарист когда-то успел обзавестись раскрашенной во все цвета радуги ньюэйджевской душой? Интересно-интересно...»
Йозеф сидит перед своим компьютером. Компьютер Макинтош стоит при этом на полу. А Йозеф сидит перед ним на корточках... я не поверил своим глазам, впрочем, быстро разглядел, что он сидит на своего рода стуле без ножек, опираясь спиной на его полотняную спинку.
     У тебя не затекают ноги так сидеть? - спросил я.
     «Нет, - засмеялся он, - я всегда так сижу. Я живу на полу».
Только сейчас я сообразил, что в помещении действительно не было ни одного высокого предмета.
Я подумал: а как же он ходит дома - тоже на корточках, как утка... или на четвереньках? Нет, встал и сделал два шага вполне обычным образом.
Меня изумило и малое количество грампластинок - штук 50-100, компакт-дисков валялось ещё меньше. В основном это были самовыжженые компакт-диски с демо-записями.
     Почему их у тебя так мало? - спросил я, зная, что Йозеф маниакально собирал грампластинки уже в 70-х годах.
     «Мне они не нужны! - сказал он. - Я часто переезжал с места не место и то, что успевал нажить в одной квартире, почему-то очень быстро терял уже в следующей. Вот у моего брата есть настоящий дом, автомобиль, жена, дети и много шкафов с грампластинками, целые стены. Настоящая жизнь! Он-то успел обзавестись всем нужным. Кто не может делать музыку сам, тот накапливает чужую».

Я скорчился рядом с Йозефом в углу под скошенном потолком напротив его компьютера. Надо сказать, что я пошёл на интервью, практически не слышав его музыки... точнее говоря, слышав очень мало. Заказная работа для Бернда Фридмана и дуэта Flanger, конечно, не в счёт.
Я слышал компакт-диск Йозефа "smile" (2000), вышедший на лейбле GROB, соучредителем которого он является. Компакт забит многослойным гитарным нойзом.

Многое мне в этой музыке прояснил сингл Йозефа Сухи, вышедший на лейбле Tonschacht. Это увесистый кусок чёрной пластмассы, гитара на нём звучит выпукло и прямо убойно.
Год назад я имел с Йозефом разговор, почему он не выпускает куда больше музыки и почему - не на виниле, ведь на виниле его гитара звучит несравнимо лучше, чем на компакт-диске.
Тогда Йозеф высказался в том духе, что производство винила дорого, и окупаются виниловые грампластинки только при больших тиражах. А то, что гитара звучит на виниле хорошо - это давно известно. «Не очень понятно почему, но виниловая грампластинка подчёркивает очень важную часть акустического спектра электрогитары, - сказал он. - Вообще говоря, электрогитара и виниловая грампластинка с технологической и психо-акустической точек зрения, казалось бы, не имеют друг к другу отношения... но они буквально созданы друг для друга. Если бы гитара звучала на виниле плохо, то не было бы никакого рока».
Надо сказать, что поклонником искусства Йозефа Сухи я стал после его маленькой грампластиночки. Более того - именно после неё я стал вновь маниакально покупать виниловые грампластинки, что называется, «почувствовал разницу».

Хэви-джаз или jazz-core проект Metall-Assemblague, в котором на гитаре играл Йозеф Сухи. 1993 год. Альбом был расхвален в прессе, даже британский журнал Wire поместил восторженную рецензию, отметив его безумие, но... не было продано ни одного экземпляра. И до сих пор - ни одного.
Йозеф часто возвращается к этому, очевидно, сильно его шокировавшему эпизоду. Поводы - самые разные: дескать, они звучали так же как и швейцарская группа Alboth!, но какая разница в карьере! Впрочем, в Швейцарии музыканты пользуются государственной поддержкой.
Или: та музыка, которая семь лет назад казалась невероятным истерическим припадком, находящимся за гранью приемлемости, сегодня воспринимается почти как обычный джаз. Группа не могла найти дистрибьютора компакт-диска, концертные агенты тоже в ужасе отмахивались: чистый грохот! Раньше альбом был не интересен, потому что был чересчур экстремальным, сегодня не интересен, потому что излишне нормален.
Или: как бы музыку не хвалили в музизданиях, на цифры продаж это никак не влияет.
Для сегодняшнего уха этот альбом звучит довольно старомодно. Действительно, почти обычный джаз: истошно, но вполне традиционно и довольно мелодично воют саксофон и труба, забивая звуки остальных инструментов. Даже хвалёного грохота не очень-то и много.
Очень «учёная» музыка. «Учёная» в том смысле, что сделана грамотными музыкантами, имеющими солидную школу и не желающими прикидываться оголтелыми мракобесами. Есть масса приятных моментов, особенно когда духовые по тембру сближаются с гитарой и соло-партии исчезают в общей каше.
Менее радикально, чем Naked City Джона Зорна, зато не так быстро начинает действовать на нервы.
Весь материал записан в живую за один день.

 

Так вот, когда я заявился к Йозефу, грустя, что никакой новой музыки-то у него и нет, Йозеф ошарашил меня тем, что у него в ближайшее время выходит аж три релиза! И если мне интересно, то он мне может их завести. Я глянул на него таким диким взором, что он только хихикнул. По экрану Макинтоша пополз трек.

     Что это такое? - был мой вопрос.
     «Это очень интересный проект, - с серьёзным видом ответил Йозеф, - вообще, я заметил, что мне всё интереснее не просто записывать альбомы, а именно работать над проектами, каждый из которых обладает собственным характером, концепцией. И, соответственно, имеет начало и конец. Он замкнут в себе, и этим похож на произведение искусства. Вообще, в околохудожественном мире я чувствую себя неплохо... там обитают люди с близким мне мировосприятием... Так вот. Эта музыка - часть большого проекта. Берлинская художница Кёрстен Пайрот купила на блошином рынке каноэ...»
     Что-что она купила? - не поверил я своим ушам.
     «Ну, такую лодку, в которой индейцы плавают по рекам. Большую лодку, пять с половиной метров длиной. Настоящую, но в чудовищном состоянии. Она её отреставрировала... точнее говоря, она послала её в Канаду и ей там её за большие деньги отреставрировали. Когда каноэ вернулось в Европу, Кёрстен отдала её скрипичному мастеру и тот натянул на каноэ струны, сделал из лодки струнный инструмент. И Кёрстен попросила меня на нём поиграть. Я поиграл. Потом записанный материал обработал на компьютере... и получился этот компакт-диск».
     Это импровизация?
     «Да. Но я использовал много известных ходов, скажем, из кантри-музыки или блюза. Определённые, типично блюзовые гармонии... Но в целом, это импровизация. На компьютере я вырезал из сыгранных пассажей отдельные звуки и построил из них музыку. Применив, конечно, разные эффекты... на самом деле струны, натянутые на каноэ, звучат совсем по другому».
     Какое отношение имеет эта музыка к тем эскимосам, которые построили для своих практических нужд эту лодку? Стоило ли им её строить, потому кому то покупать, везти в Европу, потом продать на блошином рынке, потом снова купить, снова вести через океан, реставрировать, везти обратно через океан, натягивать струны, играть... а потом записанный звук до неузнаваемости исказить на компьютере... Абсурд. Бедные эскимосы.
     «Да! - радостно соглашается Йозеф. - Полная бессмыслица. Но какая классная история! Я люблю современное искусство, когда оно делает такие бессмысленные и никому не нужные вещи. Собственно, неважно, что именно получится, важен процесс реализации этого замысла, то, что тебе открывается, когда ты делаешь что-то подобное. Ты вдруг понимаешь: это здорово, это надо сделать, я хочу в этом участвовать. И наоборот, проекты разумные, рациональные, понятные - на самом деле тупы и лживы. За подобного рода искусством как с этим каноэ нет никакой идеи, никакой философии... здесь нечего понимать или объяснять... Я вообще не сторонник умозрительных концепций и долгих объяснений, вообще философствования».
     Постой-постой, - решаюсь я нанести коварный удар, - а эти принадлежности индийского быта? Разве они не предполагают определённую идеологию? Разве ты не сторонник Нью Эйджа?
     «Я? - хохочет Йозеф, - Нет, конечно. Я очень люблю Индию, я жил в Индии в начале 80-ых, после того как окончил школу, Индия во многом на меня повлияла... И индийская философия мне, конечно, знакома... и неиндийская тоже... Я же изучал философию в университете...» Видя мою упавшую челюсть, он добавляет: «Ещё я изучал психологию, социологию, педагогику и даже экономику... я знаю, как функционирует бизнес, рынок, народное хозяйство... вообще я - гуманитарий широкого профиля, десять лет учился в университете».

Joseph Suchy meets Kerstin Peiroth
«Canoeing Instructional»
(2001, Whatness)
Три длинных трека. Все композиции держатся на дребезжащем и немного металлическом звуке... заторможенное и маниакальное минимал-кантри. Меланхоличное дребезжание струн переделанного каноэ тонет в массе звуков, ловко скрывающих своё струнное происхождение.
Очень строгий и последовательный альбом. Безусловная удача.

 

«Entskidoo» (2001, Entenphul)
Здесь для рисования причудливых завитушек применена уже электрогитара.
Музыка, осторожно и робко начинаясь, быстро набирает массу и силу и начинает походить на знаменитую гравюру «Волна» Хокусая. Масса деталей, мощь... и общая застылость, неподвижность.
Доминируют, как ни странно, не гитарные аккорды, а разнообразное электронное бульканье, шушуканье и уханье. Уханья так много, что музыка начинает напоминать фургон, который на складе наполнили гитарными звуками, но его ужасно растрясло на кочках - всё перемешалось, а что не перемешалось, то вылетает из щелей на каждом повороте.
Эхо эффект применён так нещадно, что я поинтересовался: зачем? Йозеф сказал, что никакого эхо эффекта нет. Это просто многократные сдвиги одного и того же звука. Именно от этого возникает эффект ступенек... акустическое пространство угловато, но никакого бита и в помине нет.

 

На лейбле Staubgold выходит альбом из трёх грампластинок, как он будет называться, я пока не знаю. Каждый из участвующих в этом проекте шести музыкантов получил в своё распоряжение одну сторону грампластинки. 18 минут записал и Йозеф. Музыка движется пластами, сильно напоминая продукцию электронщиков ранних 70-х.
Я спросил Йозефа, говорит ли ему что-то такое название группы как Claster, он ехидно кивнул: «Мои roots». Дескать, имей уважение.

 

На вопрос, не интересен ли ему минимализм, Йозеф засмеялся, мотая головой: нет, не интересен.
     Фил Ниблок? Он тоже строит слоёную музыку на компьютере с довольно интенсивным результатом.
     «Не-а. Не интересно. Вообще, серьёзная музыка мне не интересна, - говорит Йозеф, - Огромная претензия, а в музыкальном смысле - отсутствие жизни, движения... закомплексованные судороги. Мертворожденные звуки. Там дело вообще не в музыке, а в плакатности: я делаю так. Заявление о намерениях. Вот, слушаешь радио, передают концерт из Берлина: опус для валторны, сопрано и семплера. Бр-р-р... это так же ужасно звучит, как и называется. Это просто обман, музыка, которая никому не нужна. Я давал уроки джаза первой скрипке симфонического оркестра города Бамберга, откуда я родом. Скрипач - редкостный виртуоз - вдруг решил, что пора и ему становиться настоящим музыкантом, он имел в виду - джазменом. Но понять, как играть свинг он так и не смог. Это ему, однако, не помешало создать фьюжн-группу».
     Не находишь ли ты, что сейчас гитаристы не очень нужны?
     «Нахожу... Точнее, они были долгое время никому не нужны, а теперь вроде опять потихоньку становятся нужны... Но, опять же, кому? Электронную музыку в большей её части я нахожу в лучшем случае неинтересной, в худшем - омерзительной. Мне в высшей степени неинтересна музыка, базирующаяся на бите. Поиски брейков и бита невыразимо тошнотворны. Производится масса ничего не говорящей музыки. Музыки, которой просто не должно было бы быть. Излишней, ненужной музыки».

Ничего конкретного по поводу его собственной музыки выяснить мне у Йозефа Сухи так и не удалось. Ясно, что для него очень важна интенсивность. Энергия. Его пьесы имеют внутреннюю структуру, есть в них в том или ином виде присутствуют вполне традиционные темы, которые развиваются не вполне традиционным образом. Йозеф даже напел мне тему длинной неврастеничной гуделки, которая тянулась на нас из компьютера. К своему стыду, я эту тему не узнал, но композитору, разумеется, поверил.
Йозеф комбинирует живую игру на живой гитаре и многослойный компьютерный монтаж.
При этом о компьютере - как о явлении природы - он крайне невысокого мнения. Компьютер очень быстро доходит до границ своих возможностей, наступает перегрузка и железяка больше не тянет. Не хватает мощности. Особенно эта ситуация неприятна во время живых выступлений. Йозеф мне рассказал, что он с удовольствием бы комбинировал традиционные аналоговые эффекты - типа педалей и микрофона, стоящего перед громкоговорителем, - с возможностями компьютерных программ. «Но проблема в том, что компьютер работает с ограниченным количеством разрядов. На одну единичку больше - и сбой. Программа зависает или отключается целиком вся машина. Пережил не раз. И видел как на сцене дымились компьютеры. Честное слово. ОК, когда ты медленно двигаешь ползунки, он успевает всё просчитать, но когда я кидаю движки из одного крайнего положения в другое, резко меняю тембр, включаю и выключаю эффекты, требующие интенсивного счёта... всё это разваливается».

Видя моё нежелание прекратить задавать дурацкие вопросы, Йозеф сжалился: «Музыка - это поиск саунда. Когда ты нашёл саунд, дальше всё идёт куда легче. Я много играл в разных пространствах... я везде носил с собой гитару... я играл в подъездах, в больших трубах на стройке, в подвалах, в церквях, на берегу моря, в лесу. На берегу моря я играл под шум волн реагировал на удары прибоя, на шорох песка...»
     И в церкви ты тоже играл?
     Конечно. В самых разных.
     Что ты называешь саундом? Звук гитары в данном пространстве? Звук струн плюс, грубо говоря, та или иная реверберация...?
     «Ну, саунд - это не только то, как звучит гитара в данном пространстве... Это, скорее, как ты можешь это звучание использовать, сформировать. Медленно играть или быстро... какие аккорды оказываются более естественными, что звучит хорошо, а что - не очень... то есть строится код, язык, определяются правила игры. Один раз я играл в тяжёлом каменном подвале с круглым сводом - своего рода половина каменной трубы... это была глухая пивная. В ней всё было совсем иным. Акустика помещения очень сильно влияет на выбор средств выражения, на твоё поведение. После такой школы я могу искать саунд уже находясь дома, в своей студии. Искать характер звука, искать характерные тембры - как электрогитары так и акустической, гармоническую структуру, ритмы, даже постановку пальцев. Как именно ты зажимаешь струну, как ты двигаешь палец, изменяя нажим... всё это влияет на окраску звука. При игре на скрипке на этом построено всё, но и для гитары это тоже очень важно».
     Ты умеешь играть на скрипке?
     «Слава Богу, уже разучился. Но когда-то довольно сносно играл».

Йозеф Сухи - баварец. Родом из города Бамберга. В детстве был заставляем играть на скрипке: по мнению его наставника, у него прекрасно получалось, так что у Йозефа не было никакого шанса - он был приговорён к скрипке, хотя её люто ненавидел. «У тебя талант к инструменту, мальчик» - говорил его учитель.
Перелом произошёл, когда Йозеф услышал соло Джорджа Харрисона в песне «While My Guitar Gently Weeps». Шёл 1972-ой, только что вышел альбом «Концерт для Бангладеш». Йозеф сделал свой выбор. Но преподаватель музыки продолжал настаивать на скрипке. «Ещё два года я пилил её. Изучать одновременно скрипку и гитару мне не разрешили. Наверное, именно поэтому я стал таким упорным... Таким фанатичным гитаристом».
Наконец, через два года учитель музыки сломался, и Йозеф был избавлен от Кароли и Каркасси, Баха и Гайдна. И тот же самый преподаватель музыки стал давать Йозефу уроки игры на ритм-гитаре. «Это был смех» - ухмыляется Йозеф. Гитару он освоил самостоятельно.
Разумеется он покупал все выходящие грампластинки с гитарной музыкой, ходил на концерты Led Zeppelin, Deep Purple, Эрика Клэптона, Scorpions... Первого гитариста Скорпионс Ули Рота он ценил очень высоко. Отметил Йозеф и Михаэля Ротера - гитариста группы Neu!.
По поводу вслушивания в гитарные соло на пластинках и копирование саунда Йозеф сказал: «Это была настоящая школа... именно так становились гитаристами... Ведь никаких книг с расшифрованными нотами тогда не было. Они появились в начале 80-х и сразу стали очень популярны: гитаристы стали учиться играть по нотам расшифрованных соло Джимми Хендрикса и Эрика Клэптона. Это, собственно, и был конец эпохи гитаристов. Глядя в ноты, ты никогда не поймёшь, что такое саунд».
Глаза у Йозефа открылись на концерте группы Police. На сцене находилось всего три человека: гитарист, басист и ударник, а звук был очень плотным, пульсирующим и вибрирующим. Энди Саммерс - гитарист Police - применял много дилэев и эхо, то есть многократно сдвигал и накладывал друг на друга слои звука.
     «И тут я понял, - сказал Йозеф, - что интенсивности можно добиться и без 20-минутных гитарных соло. Ведь самое главное - это плотность, громкость... это я понял в Индии... В Южной Индии я часто видел процессии, сопровождавшие, скажем, переезд из дома в дом, или свадьбу.... или ещё какой-то праздник, не важно. 20-30 человек дудят в длинные деревянные трубы - они такие длинные, что лежат на плече впереди идущего человека, и невыносимо громкие. Такая труба называется «навес варам». И конечно, масса барабанов - горизонтальных таких, они висят на шее, в них колотят с двух сторон. Громкость ни с чем не сравнимая. Настоящая какофония. Мелодия? Забудь! Мужики дуют изо всех сил, никто никого не слышит! Нойз! Этот эффект...»
     Ну, что, это громче и интенсивнее звучало, чем концерт, скажем, Deep Purple?
     «Deep Purple?! Да ты что! На концерте Deep Purple аккуратно воспроизводили свой студийный саунд... нет, они занимались чем-то другим. Да, это был ключевой пункт... концерт Police и нойз индийских духовых сдвинули меня совсем в другую сторону».

 

 

 

 

Андрей Горохов © 2001 Немецкая волна