Очень редко так случается, что появляется какая-то музыка, про которую хочется сказать, что она находится на переднем крае. Последний раз, как я припоминаю, я вёл разговор о переднем крае применительно к немецкому электронному проекту Oval. Было это много лет назад. Уже много лет понятие переднего края не в ходу, в прогресс в музыке больше никто не верит, как и в то, что кто-то понимает больше и видит дальше чем другие. И это правильно.
Но при этом стало трудно ответить на вопрос: что сегодня самое интересное? Что сегодня вообще происходит?
Особенностью текущего момента (конец 2005го) стало то, что уже несколько месяцев как стали появляться звуконосители и группы (существующие, как правило, уже несколько лет), про которые хочется сказать, что если это и не передний край, то это как минимум интересно, у этого есть свой характер, своё лицо.
«Flags of the Sacred Harp» - «Флаги священной арфы», так назывался вышедший в 1844м сборник традиционных песен и гимнов юга США, распевавшихся хором а капелла. На альбоме как «традиционные» обозначены пять из семи песен (если их можно назвать песнями).
Музыка по своему настроению фольклорная, акустическая, сдержанная и прозрачная. Музыкантов участвовало много – 13 человек, они работали над альбомом в течении года.
Честно говоря, услышав две первые песни, я сильно расстроился – альбом начинается развинченным и претендующим на задушевность, но в принципе обычным сонграйтерским фолком. Психоделическое очарование следующей песни сводится к тому, что она напоминает длинный рефрен из «Hey Jude» The Beatles и «Wild Horses» Rolling Stones. Третья песня оказалась чуть-чуть постраннее, но уже начало охватывать неприятное подозрение, что до конца дослушать альбом будет трудно.
Тут, однако, всё изменилось. Четвёртая песенка «Spirits», то есть «Духи», оказалась инструментальной, побряцывающей, постанывающей и поскрипывающей. И длинной в 16 минут. Да, это именно то, чего так хотелось. Музыкальные события висят в какой-то плазме, которая медленно извивается, подползает и отползает.
Стала понятной конструкция альбома – постепенный переход из пространства узнаваемо звучащих фольклорных баллад в пространство заторможенного органического перетекания. К последней песне музыка оживает и, не теряя психоделической органики, становится стремительной и на свой лад симфонической. Последняя песня тоже тянется 16 минут, по старым понятиям это целая сторона грампластинки.
Несмотря на свой огромный размер, альбом Jackie-O Motherfucker ясно поделён на обозримые части, можно сказать, на стороны двойного грампластиночного альбома, а можно сказать - на этапы большого пути. Каждая песня – это своего рода тектоническая плита, на которой цветёт своя мелкая жизнь. Это очень любопытный эффект – видишь звучащие сию секунду мелочи и одновременно не теряешь из взгляда весь альбом в целом, понимаешь, в каком его месте ты находишься. Он не давит тебя своей необозримой массой, он тебя несёт.
Рок. Во многих отношениях если и не традиционный, то узнаваемый, и при этом незанудный. Прочищает органы дыхания изумительным нойзом.
Есть даже своего рода грув, легко распознаются партии отдельных нойз-инструментов, вокал злобный и манерный, но он смикширован так, что его почти неслышно. В целом же – медленное индустриальное ньювейв-кокетство, которое, кажется, звучит ещё лучше, чем ранние Einstuerzende Neubauten.
Умопотрясающая музыка. Ко всякому небезразличному к року молодому человеку во сне должна приходить нью-йоркская группа Sightings.
«City Calls Revolution» (2005)
Японская группа Green Milk from the Planet Orange вышла из гриндкор-андеграунда конца 90х. После недолгих эмбиент-экспериментов и изменений в составе коллектива, ребята вернулись к року четыре года назад, правда не к стремительно замогильному, но к «современному психоделическому».
Песни ужасно длинны, на альбоме всего четыре вещи, самая короткая – семь минут, самая длинная – 38. Это своего рода сюиты из непохожих друг на друга частей разной степени громкости и интенсивности. Музыка простая, гитарная и большей частью инструментальная. Она довольно монотонна, но при этом вполне безумна. Если уж пилить гитары или играть вау-вау-вау – так до самого горизонта.
Стилистически Green Milk from the Planet Orange напоминают старую немецкую группу Can – с длинными идущими в никуда проигрышами и неизменным гипнотическим битом. В этой музыке есть приятная тупость и определённость. В ней нет никакой смазливости и соблазнительности, ни мелодической, ни акустической красивости, никакого придыхания или обворожительности, она совершенно бессердечна. Ничего вкусного тут нет - ни бит не вкусен, ни бас, ни гитарные аккорды и запилы. Всё напоминает бездушное техно, сделанное не для человеческих ушей.
Мне очень нравится этот эффект избегания всего, что хоть как-то ассоциируется с эмоциональностью. Познакомившись с этой группой, а также с другими представителями японского психоделического андеграунда, я понял – всё это неспроста, всё это – знак новых времён. Новая музыка идёт из Японии. Там дело зашло уже далеко, и японцев никто не догонит.
К квартету Animal Collective уже приклеилось слово «психофолк». Музыка Animal Collective никак не похожа на песни сонграйтеров, она идёт потоком, в котором есть и музыкальные инструменты и странные звуки, она часто меняет своё лицо и то тормозится, то убыстряется. То в ней что-то набухает и взрывается, то опять опадает. Она пластична и причудлива. Мало такой на белом свете.
На обложке альбома – коллаж: несколько приклеенных друг к другу изображений детей, играющих с козочкой. Картинки в духе детских иллюстраций 50х годов нарисованы аккуратно и умело. Все картинки испачканы фиолетовыми чернилами – из глаз льются тёмные струи то ли слёз, то ли крови, то ли просто чернил. Оттого вся обложка становится какой-то запутанной и тревожной, участники Animal Collective учились в художественной школе, и это чувствуется в их обложках и в их музыке.
Это седьмой по счёту альбом Коллектива животных. Наверное, уже поздно проявлять осторожность и соображать – самообманываемся ли мы по поводу значительности этого явления или нет. Мне кажется, что Animal Collective – одна из наиболее значительных и к тому же продуктивных и развивающихся групп сегодняшнего момента. Одна из групп, за которыми интересно следить. Новый альбом мне при этом кажется хорошим, но всё таки не сногсшибательным, я бы его охарактеризовал как несногсшибательный альбом сногсшибательной группы.
Усилие по вслушиванию в него не будет напрасным.
Новый альбом Animal Collective состоит из двух частей, кажется, что это два разных недолгоиграющих альбома. Судя по туманным намёкам, разбросанным в интервью, в процессе работы группа пережила кризис, после которого саунд изменился.
Первые четыре песни – интенсивны и запутанны, они состоят из разных частей, это громкая музыка, наверное, она может действовать на нервы.
После них идут четыре тихие песни, кажется, что они сыграны в живую, в них куда больше импровизации, они дышат и светятся. Но, прежде всего, они изгибаются и выгибаются. Они накатываются и откатываются. Они причудливы. У них нет конца, а, скорее всего, и не может его быть, в любом случае, кажется, что они слишком рано заканчиваются... хотя семь-восемь минут каждая из них тянется.
В конце концов, девятым номером идёт опять громкая электрогитарная песня, явно поставленная туда, чтобы придать целому какую-то завершённость... а по-моему зря.
Что касается громких песен Animal Collective, то как мне очень кажется, некоторые из них я слышал во время концерта группы в Кёльне весной прошлого (2004) года. Я припоминаю характерную сбивку в неожиданном месте, которую барабанщик, наряженный в чёрный балахон и алюминиевого цвета парик, выколачивал на лежащем на полу огромном барабане.
Так вот во время концерта эти песни звучали совсем по другому, не так как на вышедшей только что записи. Громкость звука была неописуемая, две гитары выли и скрежетали, казалось, что ты находишься в животе медленно ползущей и громко воющей анаконды. На альбоме же эти песни звучат куда более... суетно, что ли.
Вот ещё на что хочется обратить внимание: не возникает сомнений, что музыканты поют и играют одновременно. Слышно, что поёт и колотит по струнам один организм, это не сведение отдельно записанных дорожек. В музыке Animal Collective слышно физическое усилие.
Если я не ошибаюсь, новый – четвёртый по счёту - альбом бруклинской группы Black Dice – это сенсация осени 2005.
Группа была создана в 1997м четырьмя студентами, изучавшими графический дизайн. Состояла она из певца, барабанщика, гитариста и басиста, в таком виде коллектив прибыл в Нью-Йорк. Играли ребята дико быстрый, агрессивный и хаотичный гитарный хардкор, песни по 30 секунд длиной, концерт укладывался в 15 минут.
Постепенно группа изменила свой саунд, музыка удлинилась и затормозилась, сегодня Black Dice – это трио. Исчезло разделение, кто на каком инструменте играет: каждый участник играет на таком, какой считает нужным. На музыку, которую делает группа, состоящая из барабанщика, гитариста и вокалиста, продукция Black Dice никак не похожа.
Скорее, это своего рода нойз, который маскируется под танцевальную музыку. Никаких мелодий нет, ритм, когда он появляется, напоминает то танцы одноногих роботов, то танцы диких народов. Время от времени врубается шум, свист, шорох и металлическое бурление, потом опять - тупой топот ног. Используемые звуки, с одной стороны, вроде бы электронные, но с другой – мило гнусавые, потёртые и замшелые. Яркости, блеска и жёсткости в них нет.
Если послушать минуту из середины девятиминутного трека, то может показаться, что это кривоногое рукодельное электро, индастриал такой современный, но по ходу развития каждый трек меняет свою шкуру, это не логика техно и уж тем более не логика сонграйтерского инди-рока.
Ходя музыканты явно занимаются компьютерным дизайном, музыка проста и неприхотлива, её свойственно изящество грубых форм.
Главное её достоинство – это её непрямолинейность, извивность, то есть то качество, которое мне кажется очень привлекательно в другом бруклинском коллективе – в Animal Collective. Кстати, Black Dice дружны с Animal Collective, эти группы явно объединяет общий взгляд на многие вещи, потому можно сказать, что Black Dice – это электро-примитив-версия Animal Collective.
По слухам, бруклинская же группа Gang Gang Dance будет следующим большим открытием вслед за Black Dice и Animal Collective.
В Бруклине сложилась сеть из дружественных групп, похоже, что именно там что-то происходит, именно оттуда растёт росток нового развития.
Конечно, интересную новую музыку делают не только в Бруклине, но Бруклин – один из крайне важных центров, пафосно выражаясь, «нового музыкального синтеза».
Его не так просто описать, ясно, что новая музыка как-то наследует традиции немецкого краут-рока и нью-йоркского арт-панка, так называемого No Wave.
В ней немаловажную роль играют импровизация и спонтанность, впрочем, это скорее всего так кажется слушателям и журналистам. Сами же музыканты, скажем, из Animals Collective утверждают, что их музыка придирчиво продумана и выстроена, в ней всё стоит на своих местах.
Думается, что импровизация всё-таки для этой музыки важна. Скажем, в интернете можно найти записи группы Cabinet Of Natural Curiosities, которая в качестве единственного инструмента для выступления использовала случайно обнаруженное в углу зала пианино. Всё выступление было сымпровизировано, потом группа разослала mp3 записанных песен своим поклонникам. Это крайне любопытные записи, состоящие буквально из ничего.
Часто всплывает и такое слово как «психоделика» - в виду имеются не наркотики, а скорее минималистический транс-ритм, а также общая органика музыкального пространства.
Характерно для новых групп и крайне интересное отношение к саунду – не такое, какое было у семплерно-электронных проектов конца 90х. В этой музыке куда больше пышности, а также ума и вкуса, она куда более причудлива, разнообразна и экзотична.
При этом она звучит просто, рукодельно и акустически. Оттого возникает впечатление, что она – это своего рода фольклор: фольклор тоже ведь сочетает простоту, рукодельность и некоторую непрозрачность, чужеродность, я бы даже сказал, невменяемость.
Похоже, что импульс этой музыке дали художники, воспитанники арт-колледжей. Любопытным образом, современное искусство в Германии ассоциируется с крайне минималистическим техно, с холодным акустическим геометризмом, а вот в Нью-Йорке оно вырастило кудрявую и развесистую клюкву.
Я выписал в столбик названия новых групп, я сам слышал только первые три:
Animal Collective
Gang Gang Dance
White Magic
Excepter
Prick Decay
Need New Body
Get Hustle
Bride of No No
Ssab Songs
Angelblood
Actress
Jewelled Antler
Mouthus
Cranium
Gang Gang Dance – это четыре человека, иногда – пять. Все они играют в большом количестве других групп, это вторая половина вышерасположенного списка, не знаю как в Нью-Йорке, но в Европе эти коллективы совсем неизвестны.
В Gang Gang Dance эфемерным и курлыкающим голосом поёт Лиз Бугатсос, её голос, если верить пресс-релизу, был пропущен то сквозь гитарные педали, то сквозь алюминиевую ножку стула.
В голову сразу приходит сравнение с Cocteau Twins и Кейт Буш, а также с группой Japan. Впрочем, Gang Gang Dance не воспроизводят саунд 80х. Непонятно, откуда берётся их экзотичность: критики высказывают мнение, что что-то восточное – китайское, индонезийское, бирманское, непальское – музыкантами в виду вовсе не имелось, но возникло само собой от обработки звука и голоса разными эффектами. Барабанщик явно не сидел за ударной установкой, возможно, барабанщиков было несколько, барабаны, тарелки и какие-то звонкие предметы многочисленны и многослойны, их ритм не очень знаком, скорее всего это и создаёт впечатление восточной музыки. Бас, впрочем, округлый и джазоватый.
Иногда Gang Gang Dance звучат как эмбиент, иногда – как симфорок, звуки инструментов смазаны, скорее всего это какие-то синтезаторы.
Группа работала над альбомом в течении года, то есть это результат большого количества усилий.
Компакт-диск, приложенный к журналу Arthur.
Три неудивительные песни группы American Analog Set, три удивительные песни нью-йоркского дуэта White Magic.
Инструменты использованы акустические и вполне народные, барабанов нет. Звук чист и прозрачен. Песни расходятся как большие круги на воде, хочется раскачиваться телом и превращаться в воздушный шар.
Музыкальный материал идёт огромными плавными дугами, которые нарастают и опадают, как волны несфокусированного пейзажа. Голос певицы то удаляется, то приближается, он то тянется и смазывается, то становится отчётливым, и мы даже слышим некоторые слова. Создаётся впечатление, что медленно плетётся огромная косичка – куда более крупная чем все мы, мы смотрим на эту косичку изнутри.
Песня то движется вперёд, то, как бы подчиняясь нашему взгляду, останавливается, при этом застывший звук нарастает и нарастает... потом наше внимание оказывается привлечено чем-то другим, мы вздрагиваем, но начавшееся движение очень скоро опять превращается в растягивание резины.
Удивительно, что такой эффект медленно меняющейся пространственной пластики создан настолько простыми средствами.
Судя по фотографии, участники White Magic – очень молодые люди.
Должен признаться, что эффект медленного набухания и уползания музыки, эффект моментального переноса внимания на новый инструмент или новое событие, которое неожиданно пускается в рост, эффект общей расфокусированности... все эти эффекты мне очень милы.
И тому есть много причин.
Дело не только в том, что такого же рода особенности были свойственны европейской средневековой музыке, а сегодня их можно обнаружить в музыке Востока, скажем, индийской.
А в том дело, что когда музыка на наших глазах набухает или выворачивается из себя, то это происходит с музыкой в целом, в это событие вовлечены все инструменты, все звуки. Это как вихрь, который сдвигает с места все щепочки и травинки. И музыканты в такой ситуации думают уже не об отдельных нотах и ударах, не об аккордах, не о ритме, не о том, какой инструмент лучше подходит к другому.
Обычно, музыка - это статичная конструкция, когда не имеющие отношения друг к другу предметы расставлены в пустом пространстве.
В средневековой же музыке, в восточной, в некоторой джазовой, в некоторой условно называемой неофолком, возникает движение, более глубокое, чем сила отдельных взятых нот. Все звуки склеиваются вместе и увлекаются общим тяготением.
Это явление родственно свингу или драйву, в разговоре о неофолке следует, наверное, говорить о «психоделике». Мне же кажется, что тут неплохо подходит куда более нейтральное слово «пластика».
Yuma Nora обитают не в Бруклине – и это по их музыке слышно, они – из Портленда, штат Орегон. Yuma Nora – дуэт, впрочем, на альбоме играют три человека, Аарон Рейна колотит по барабанам, барабаны живые, оглушительные и резкие. Девушка по имени Эми Веччионе поёт, крутит ручки и давит на кнопки различных электроприборов. На её голове – маска, которую носят лыжники, в маску встроен микрофон, так что руки певицы свободны. Она извлекает истошные электронные звуки и одновременно прыгает по сцене. На записи её голос еле слышен, а когда он всё таки слышан, он кажется нежным и мечтательным.
Аарону и Эми помогает гитарист Джейк Эндерсон, впрочем, он играет не только на гитаре.
Музыка Yuma Nora – это гибрид нойз-панка и фри джаза. На слух кажется, что это дикая анархия, сумбур и произвол, то электроника визжит, скрежещет и хохочет, то включаются духовые инструменты, гитара не всегда попадает в ритм ударных... то вдруг возникает непонятная пауза, почти дыра. То барабанщик колотит рок-бит, то срывается в нечто джазовое, но не менее интенсивное.
Структура этих песен, их инструментовка, взаимосвязь частей – удивительны. Но волшебный эффект, как мне кажется, достигается за счёт голоса певицы. Он звучит так тихо, что создаётся впечатление, что мы слышим песни с их изнанки, мы как бы видим заднюю сторону вышивки, которую принимаем за хаотический и абсурдный псевдоджаз.
Так вот, тихий и нежный голос певицы – это напоминание о том, для чего нужны все эти стежки и прыжки. Это как просвечивание связывающего и округлого рисунка сквозь ткань. В такие моменты хаос резких движений вдруг получает совсем иной смысл, начинает казаться не таким страшным, куда более оправданным, вообще другим.
Это странный эффект – прорывающийся тихий голос, тянущий свою песенку, заставляет по иному организовываться воющую и лающую музыку.
Лидер американского квартета Last Days Of May – гитарист Карл Прекода. Это инструментальный рок, который наверное можно назвать психоделическим. Каждый трек – это бесконечный гитарный запил. Гималаи эхо, искажений и вау-вау-эффекта.
Поэтически говоря, сырое гитарное мясо, настоящее гитарное обжорство. Нет ни одной мелодии, только бесконечные пузыри, разводы и зигзаги вау-вау-вау. Злоупотребления высокими частотами или откровенного нойза тоже нет, всё остаётся массивным и крепким. Бас и барабаны играют монотонно петляющую партию, оттого музыка медленна и гипнотична.
Это последний альбом группы.
Я, честно говоря, надеялся на потоп бурлящей гитары, но на этом альбоме гитара проявляет себя неброско, оттого на первом плане оказались ударные и бас. Многие пассажи звучат как сущий даб. И одновременно - как медленно набирающая форму фриджазовая импровизация.
На трёх из пяти пьес барабанщик играет почти в пустоте на фоне гитарно-клавишного чириканья. Лишь в двух местах альбома долго собирающееся напряжение разражается могучим копанием на полную глубину. То есть альбом в целом напоминает медленно сходящиеся и расходящиеся облака, которые в конце концов всё таки приносят несильную бурю. А поскольку душа требует бури и притом - немедленно, то эти долгие подкрадывания к главному немало раздражают.
Впрочем, буря это не совсем точная характеристика того, что делает гитарист Карл Прекода. Он играет минималистично, он берёт мало нот, кажется что он цедит струю саунда. Его игра совсем не похожа на запилы тяжёлометаллических групп.
Kousokuya – это трио из Токио, существующее чуть ли не с конца 70х, на альбоме играют гитарист, басистка (она же вокалистка) и барабанщик.
Играют они медленно, очень медленно. Барабанщик может разойтись, но медленно берущая ноты басистка своим медленным грувом тормозит вязкую атмосферу. Гитарист играет не риффы и не проигрыши, а какие-то экспрессивные то тягучие, то бурлящие загогулины.
Первые песни тонки и медлительны до невозможности, две последние (всего их пять) расходятся до настоящего потопа.
Это варево гитарного нойза затягивает в себя. Говорить о структуре песен просто смешно, это какие-то бесконечные переходы из ниоткуда в никуда, длинные чёрные коридоры.
«Бесконечно расширяющаяся психоделическая нирвана» - написано в короткой справке, кочующей по интернету с сайта на сайт.
Нечто загадочное и устрашающее. Акустическая гитара и мужской голос. Гитара кажется совсем не настроенной, ритм свободный и крайне замедленный, музыкант играет мимо нот и мимо ритма, это своего рода хоррор-кантри. Певец не столько поёт, сколько выговаривает фразы. Обстановка жути, оцепенения, кошмара, причём без применения каких-то особых эффектов. Необычно интенсивная музыка и вполне уникальная.
Более загадочного явления чем Jandek и представить себе невозможно. Проект существует с конца 70х годов, за это время вышло более 40 альбомов. 25 лет было неизвестно, кто их выпускает, человек, стоящий за этим проектом, избегал контактов с окружающих миром. Однообразно выглядящие альбомы – спереди размытая фотография, сзади список песен – выходили на лейбле Corwood Industries, ничего другого кроме музыки Jandek он не выпускал, очевидно это самиздат.
Понятно, что мы имеем дело с жёсткой позицией «самое главное - музыка, всё остальное не имеет значения», большей независимости от шоу-бизнеса наверное и не бывает. За 25 лет удалось взять всего два интервью у человека, стоящего за проектом Jandek, причём говорить о музыке он отказался. Поклонники в интернете пытались догадаться о жизненном пути музыканта, анализируя тексты его многочисленных альбомов – вот его вроде что-то мучает, вот он с кем-то расстался, вот его надежды не оправдались, вот тут он вроде бы признался, что родился далеко от того места, где живёт сегодня, а вот сейчас вроде бы у него всё опять стало нормально. Фигура абсолютно изолированного ото всей иной музыкальной культуры музыканта вызывает понятный интерес, высказывалось мнение, что Jandek звучит так странно, потому что не знает, как звучит обычная музыка, дескать он наивный и вполне сумасшедший художник-маньяк. Было неизвестно как его зовут, Jandek – это не настоящее имя.
Все эти годы музыка Jandek не стояла на месте, она разрасталась до группы с ударными, группа от песен сдвигалась в нойз-импровизацию, потом появлялось фортепиано, некоторое время назад она опять усохла до голоса с гитарой.
В октябре 2004 состоялось необъявленное выступление Jandek на фестивале продвинутой музыки в Шотландии, публика была потрясена. Jandek оказался худым, высоким, одетым во всё чёрное немолодым человеком, он играл в сопровождении двух местных гитаристов и барабанщика. О том, что он не понимает, что делает, и речи быть не может, он настоящий колдун.
В мае 2005 он дал ещё два концерта в Великобритании. Менее загадочным и жутким он быть от этого не перестал.
О чём не заведи разговор – о радикальной музыке, о музыке, не утрачивающей своего волшебства, об истинно независимом творчестве, о фолке или об антироке – невозможно пройти мимо американского девичьего трио The Shaggs. The Shaggs – это три сестры Дороти, Хелен и Бетти Вигин.
В 1969м они записали дюжину песен в студии, за которую заплатил их отец. Он оплатил и тираж в 1000 грампластинок, 900 из них сразу потерялись. Фрэнк Заппа уже через год назвал альбом The Shaggs третьим в списке своих любимых грампластинок – но тогда группу ещё никто не знал.
Энциклопедия альтернативного рока журнала Роллинг Стоун называет альбом The Shaggs одним из самых знаменитых и влиятельных независимых рок-альбомов всех времён и народов. В списке знаменитостей он стоит на третьем месте – выше Velvet Undeground и Pussy Galore.
Девичье трио играет угловатый и неуклюжий блюз-рок, сёстры, безусловно, сыграны, к моменту записи они уже играли два года, но сыграны они странным образом. Их пение напоминает атональную авангардную музыку и ранний свободный джаз, хотя они ничего подобного в виду, конечно же, не имели.
Радикальная музыка трио The Shaggs гипнотична и маниакальна, но никакого влияния Востока или галлюциногенных наркотиков тут нет.
Это безумная музыка? Тоже нет, сёстры Вигин, очевидным образом, вполне нормальны. Хочется сказать, что они поют неправильно, но чем дальше их слушаешь, тем больше кажется, что именно так и надо петь.
Очевидно, мы имеем дело с наивным искусством, которое сформировало свою собственную музыкальную систему.
Может быть именно в этом и состоит идея психофолка – стать наивными музыкантом, который построил вокруг себя свой собственный уникальный музыкальный мир? Этот музыкальный мир вроде бы устроен крайне просто, но на самом деле – непостижимо.
Монументальный альбом «fig.5», был записан в 1999, недавно его переиздали.
Jackie-O Motherfucker – это два мультиинструменталиста Джеф Браун и Том Гринвуд, собирающие вокруг себя большой оркестр из меняющихся музыкантов.
Альбом «Иллюстрация номер пять» величественен и монументален. Я бы назвал его лабиринтом или небоскрёбом, но ему чужда пафосность и надутость. Он грандиозен по замыслу, а по исполнению – прост и небросок. В нём скомбинирована масса старого американского фольклора со свободным джазом, импровизационной музыкой и чем-то в духе пост-рока. Никаких виртуозных красот и демонстраций своей лихости и изобретательности и в помине нет. Нет и умиления - ах это наши истоки, ах, это подлинная музыка наших и не наших предков, ах, это настоящие тюремные песни.
Комбинировать разнородную музыку, оставаясь при этом естественным и достойным, это непростое ремесло. Наверно, это как-то связано со свободой – с возможностью уйти в сторону, применить другую краску, начать играть и думать что-то совсем другое. Парадоксальным образом, оказывается, что только так и можно петь старые тюремные песни, то есть песни о свободе.
На альбоме присутствует старая тюремная песня «Go down old Hannah», написанная скорее всего в конце 19го века. Текст на обложке компакт-диска цитирует этнолога Элэна Ломакса. В Техасе некоторые из больших тюрем, в которых содержатся темнокожие, стоят на тех местах, где раньше жили рабы. У тюрем были большие наделы земли, на которых работали заключённые. Свобода часто означала, что заключённых выкупал землевладелец, чтобы они работали на него под присмотром вооружённых охранников. То есть разницы между тюрьмой и волей не было никакой.
Конечно, можно существенно упростить себе дело и сказать, что на смену старому джаз-року пришёл джаз-фолк, раньше джазисты тянулись в рок и фанк, теперь они тянутся в народную музыку, раньше они хотели давать газу, теперь они хотят подлинности и искренности. Раньше они стремились к тому, чтобы быть во всеоружии, сегодня они предпочитают оставаться незащищёнными.
Всё это так.
Мне однако кажется, что для джаз-фолка группы Jackie-O Motherfucker характерны две вещи – музейность и текучесть.
Под музейностью я понимаю внимательное отношение к деталям, сохранение хрупкости старого саунда в его целостности, отказ от исполнения старой музыки на новый лад или от встраивания старой музыки в свою – вполне современную. Скорее, тут речь идёт о внимательном вслушивании в архаичный саунд и раздумывании о том, куда и как бы он мог развиваться, если бы у него были силы.
Тут самое главное слово «развитие», музыка Jackie-O Motherfucker органична до текучести, она ни во что не утыкается лбом, в ней всё время что-то дышит и копошится, она всё время нарастает, она ускользает как жидкое стекло, она медленно и неостановимо меняет свою форму.
Всемирно известная песенка «Amazing Grace» – «Изумительное милосердие». Её написал и опубликовал в конце 18го века английский проповедник Джон Ньютон. Джон Ньютон был капитаном корабля, который перевозил рабов. Он был мерзким малым, когда он однажды упал за борт, кто-то из команды метнул в него гарпун. После одного ужасного шторма, когда Джон Ньютон чуть не отправился на тот свет, на него снизошло озарение, тем не менее он продолжил торговать чёрными рабами. Когда заболела его жена, он занимался тем же бизнесом на суше, но разорился. После этого он стал проповедником в Ливерпуле и сочинил несколько сотен благонравных гимнов, некоторые из которых превратились в знаменитые госпелы.
Узнать «Amazing Grace» в исполнении Jackie-O Motherfucker крайне сложно.
По прошествии некоторого времени должен сказать, что Jackie-O Motherfucker быстро приедается. Группа на самом деле делает не развивающуюся музыку, а развивающийся саунд, музыка тут – это фактически ходящий по кругу сэмпл, сыгранный вручную, то есть это минимализм в одёжке их фолк-саунда.
Многих (в том числе и меня) немало озадачивший альбом полуфиктивного оркестра Schwabinggrad Ballett. Это результат усилий 22 музыкантов, кое-кто из них известен, скажем, Эккехард Элерс. Стилистически этот альбом крайне трудно куда-то приписать. Иногда он впадает в рок, иногда в свободный джаз, иногда там поют хором, иногда на нём что-то бухает, но чаще несётся свиным галопом. Это похоже на авангардный немецкий хиппи-рок начала 70х, впрочем, куда чаще – на музыку уличных музыкантов или на берлинское кабаре до Второй мировой войны. Наверное, так Schwabinggrad Ballett и можно определить – как проект вполне серьёзных и разнородных музыкантов, прикинувшихся уличным бигбэндом.
Вообще говоря, Schwabinggrad Ballett – это гамбургский уличный театр, устраивающий провоцирующие политически окрашенные уличные хепенинги. А музыка – это сопровождение театральных действий. Таким образом, мы имеем дело со ставшим крайне редким в настоящее время явлением левого акционизма, то есть созданием ситуаций, которые провоцируют обычных прохожих и заставляют их как-то реагировать. Сегодня немного наберётся примеров политического искусства, искусства, отстаивающего резко критическую позицию по отношению к обществу и государству.
Не секрет, что очень многие разновидности музыки были саундом яростного несогласия с окружающей действительностью, панки и металлисты глушили себя своими магнитофонами, только чтобы не видеть всего того, что их раздражало.
Что сегодня может быть политическим в музыке? Ясно, что не грохот и не драйв. Если я правильно понимаю логику коллектива Schwabinggrad Ballett – это отказ от музыки, которой можно упиваться, от музыки, которая увлекает в свой мир. Музыка должна нестись через пень-колоду, быть раздрызганной, непостоянной и двигаться по принципу «кто в лес, кто по дрова». Она не должна давать прирасти к себе сердцем.
И она не должна давать возможности критически настроенному слушателю делать музыкантам скидку на то, что они дескать чего-то не знают, не замечают или не понимают.
Впрочем, мне кажется, что этот альбом - своего рода лебединая песнь немецкой электроники, её попытка выдать нечто монументальное и не погружённое в себя, оторваться от компьютерного экрана и минимал бита и выйти за свои пределы. Получилась неуклюжая и негибкая музыка, она какая-то деревянная, марширующая, странность её проистекает из-за нагромождения разных стилей и разных подходов.
декабрь 2005